Сэсэг(СИ)

"Что мне делать?" - крутилось у него в голове. "Скоро защита диплома, а мы так ничего и не решили с ней. И она молчит, все время молчит, я совершенно не знаю что делать". Сережа сидел у себя в комнате на кровати и курил. Перед ним на табуретке стояла пепельница, переполненная окурками. Он курил без остановки, прикуривая одну сигарету от другой. На пальцах его правой руки уже был желтый налет смолы и никотина, а глаза слезились от плотного занавеса дыма. Ему необходимо сделать выбор, о котором еще год тому назад Сережа и не подозревал, он в страшном сне не мог представить, что с ним такое будет происходить. Когда все идет по накатанной колее, то никто не задумывается, что может произойти нечто такое, что выбьет его из привычного ритма и поставит перед вопросом, на который нельзя не дать ответ, то есть, его можно оттягивать какое-то время, но потом этот вопрос встает на пути, и от него уже нельзя никуда спрятаться или укрыться. Решение, которое так тяжело дается, обычно лежит в моральной плоскости, это личный нравственный выбор. Нормальный человек без особой нужды никогда не думает о плохом, он живет своей жизнью, строит планы и старается не попадать в сложные ситуации, особенно те, которые связаны с совестью. Если часто думать о плохом, то, наверное, можно сойти с ума. Сережа никогда и не думал ни о чем таком, но вот сейчас ему обязательно надо все взвесить и принять решение. "Как же странно в жизни происходит, почему обязательно надо выбирать?" Это тяжелое бремя ответственности тяготило его. Несомненно, он любит Сэсэг, а она любит его, но есть какие-то обстоятельства, эти чертовы развилки, которые заставляют решать по какой дороге дальше идти. Еще осенью он себя убедил в том, что пока жениться нет необходимости, что расставание на три года никак не повлияет на их отношения, что он будет работать и ждать, ждать и работать. Она тоже будет ждать. Сэсэг молча соглашалась с этим, опуская глаза и кивая головой. И все вроде бы хорошо, но Сережу все время беспокоила ее какая-то странная тихая печаль. Это явно никак не выражалось, но иногда он ловил на себе ее странный взгляд, как раз в тот момент, когда она думала, что он не видит. Сейчас это все усилилось, у нее появились перепады настроения, внезапные, после которых она становилась задумчивой и неразговорчивой. Он точно знал, что Сэсэг не беременна, и эти смены настроения связаны с чем-то другим. Ей было плохо, очень плохо, и он это чувствовал, но на его вопросы, что с ней, она все повторяла, что все хорошо, что она любит его, а потом опять смотрела на него, как будто теряла. Словно он уезжает на поезде навсегда, а она стоит на перроне молчаливая, с пустыми сухими глазами, опустив руки, и смотрит вслед. Иногда тоска в ее глазах, казалось, заставляла стрелки часов останавливаться, и они сидели так в сумеречной комнате общежития на пустых кроватях друг напротив друга втроем с остановившимся временем. Весна настойчиво стучала в окна редкими лучиками солнца, пробивавшимися сквозь молоденькую ярко-зеленую листву, гомоном проснувшихся и что-то бурно обсуждающих птичек, она забрасывала в форточку волны вкусного воздуха, который можно было есть, но все это вязло и застывало в сумерках, не добираясь и до середины комнаты, где они сидели в тишине, как в коконе. "Я обязательно должен с ней поговорить. Мы должны определиться. В конце-концов все не так и сложно, я могу поехать к Сэсэг на эти проклятые три года, если это так необходимо". Сережа сжимал и разжимал кулаки, упершись лбом в металлическую спинку кровати. Металл холодил голову, и мысль начала оформляться. "Задам вопрос Сэсэг, как она решит, так и будет. Если она скажет, чтобы я ехал с ней, то я поеду". Сереже сразу полегчало, ответ был найден, он поедет, если Сэсэг решит, что ему надо ехать. Он легко вскочил на ноги, взяв со стола ключ от комнаты, вышел в коридор, решительно хлопнув дверью.

X

- Вот, пей.

- Спасибо, сынок. Ты чай с молоком мне принес, как я просила?

- Ага, - сказал мальчик и сел на краешек кровати, на которой лежала Сэсэг. Чертами лица он походил на маму, только кожа у него была чуть светлее и разрез глаз менее восточный. Было ему года три. Одет он был в грязноватую застиранную рубашечку с коротким рукавом, старые голубенькие шортики и стоптанные сандалии. Мальчик болтал ногами и наблюдал за мамой своими умными карими глазенками. Под носом от щеки до щеки у него красовались  большие темные усы, которые являлись результатом периодического вытирания грязными ручонками хлюпающего носа, и придавали ему вид беспризорника.

- Это же вода, сынок, чая нет?

- Я не смог дотянуться до чайника, бабушка далеко поставила. А ты представь, что это чай, вкусный с молоком. Я так часто делаю, когда никого дома нет. Или ем хлеб, а сам думаю, что это мясо или конфетка. Бабушка мне не разрешает на полку и в холодильник лазить, а в хлебницу мне можно.

- Сыночек, больше никого дома нет?