Сесиль. Амори. Фернанда

Остатки значительного состояния, хотя и подорванного беспорядочной роскошью последних лет жизни графа де С., еще могли бы обеспечить мне одинокое и скромное существование. Однако то, что говорила мне госпожа де Версель о влиянии прошлого на будущее, оказалось более чем справедливым; чтобы отречься от усвоенных привычек к роскоши и расточительству и кануть в темную безвестность, требуется нечеловеческое мужество. Меня превозносила целая толпа богатых, красивых, умных молодых людей, ставивших меня выше всех женщин, избравших меня королевой моды и элегантности. Я командовала ими своей улыбкой, и каждый, словно послушный раб, спешил подчиниться моей улыбке. Всюду, где я бывала, меня сопровождали толпа, веселье, шум, опьянение, извечная упоительная мечта, и так продолжалось до тех пор, пока, с ужасом оглянувшись вокруг себя, я не осознала путь, пройденный мною, — с вершин, где я парила, и до пропасти, куда скатилась. Иллюзий не оставалось, и сколько бы я ни возвеличивала себя прославленными именами древности или современности, называя себя Аспасией или Нинон, уверяя, что являюсь звездой века Перикла и Людовика Четырнадцатого, эта звезда, увиденная в телескопе морали, сразу теряла весь свой блеск. Мои метания между гордыней и стыдом, возвышением и падением продолжались до того дня, когда я почувствовала, как в мою душу проникла любовь чистая, нежная, преданная, глубокая, любовь, способная обратить меня к прошлому и будущему, к раскаянию и к Богу, — словом, до того дня, как я встретила Мориса.

Клотильда невольно вздрогнула, услышав это признание Фернанды в любви к ее мужу. Та заметила это.

— О! Вам нечего бояться, сударыня, — сказала она. — Морису я обязана тем, что одумалась, но Морис перестал быть для меня смыслом и надеждой грядущих дней. С того мгновения как меня ввели в этот дом, с того мгновения как я вдохнула аромат ваших духов, с того мгновения как вы взяли меня за руку — все было кончено. А увидев его, я еще больше утвердилась в своем решении. Я увидела его больным, почти умирающим; так пусть он будет спасен, но спасен для вас одной. Вместе со здоровьем к нему вернется разум. Он оценит вашу добродетель, лишь подчеркивающую мое падение, вашу чистоту, которую мой позор делает еще привлекательнее. Что же касается меня, то задача, поставленная здесь передо мной, еще не выполнена, и я знаю, что мне осталось сделать.

Сказав это, Фернанда умолкла, и на какое-то время между двумя женщинами воцарилось молчание; но Клотильда, словно подруга, по-прежнему держала в своих руках протянутую ей руку, как будто Фернанда все еще продолжала говорить.

XVIII

Молчание Фернанды было умышленным; она хотела, чтобы рассказанная ею странная история произвела должное впечатление, и, увидев, что молодая женщина осознала всю горечь услышанного, она сказала:

— Теперь вы знаете, до чего доводит ошибка юную девушку. Хотите, я расскажу вам, к чему может привести такая же точно ошибка, называемая уже преступлением, замужнюю женщину?

— Говорите, — отвечала Клотильда, глядя ей в лицо, — говорите, я слушаю вас.

— Вы знаете, по крайней мере по имени, госпожу баронессу де Вильфор, не так ли?

— Да, я знаю ее; насколько я помню, это была молодая и очень красивая женщина.

— Обворожительная.

— Она вдруг перестала появляться в свете; что с ней сталось?

— Я расскажу вам, — ответила Фернанда. — Госпожа де Вильфор была примерно вашего возраста. Как и вы, она была замужем два или три года; ее муж, не обладая выдающимися качествами господина де Бартеля, занимал, тем не менее, видное положение. Ему было тридцать лет, прибавьте к этому громкое имя, большое состояние — словом, все, что нужно для счастья.

И вот однажды, посмотрев какую-то драму или прочитав не знаю уж какой роман, госпожа де Вильфор вообразила, что муж не любит ее так, как она того заслуживает, — в этом обычно и кроется наша извечная ошибка, ошибка несчастных женщин. Гордыня внушает нам роковую веру в то, будто наше слабое тело скрывает великую душу. И как только мы проникаемся этой идеей, мы сразу же начинаем искать вокруг себя другую родственную душу, созвучную нашей душе, которая одна может дать нам счастье, даруя гармонию любви. Но так как ее на самом деле не существует — а если она и существует, обстоятельства прошлой жизни почти всегда делают подобные союзы практически невозможными, — то происходит одно из тех недоразумений, когда под удар ставятся и жизнь и честь.

Один молодой человек из близкого окружения госпожи де Вильфор заметил перемену в ее настроении и решил этим воспользоваться. Он был красив, элегантен, вошел в моду, обладал всеми внешними качествами светского человека, а кроме того, несмотря на каменное сердце, способностью легко проливать слезы. Стоило ему только захотеть — и глаза его увлажнялись, а голос дрожал от волнения. Можно было подумать, что Бог наградил его на редкость чувствительной душой.