Сестра луны

– Лусия, хочешь пойти домой? – ласково спросила у дочери Мария.

– Я… думаю… Мне лучше остаться вместе с папой.

– Именно так, голуба моя! Столько людей жаждет познакомиться с тобой, надеются, что мы снова выступим перед ними. – Хозе бросил на жену предупреждающий взгляд.

– Тогда я говорю тебе спокойной ночи, милая. Люблю тебя, – прошептала Мария дочери, выпуская ее руку из своей.

– Я тебя тоже люблю, – ответила Лусия, а Мария взялась за руку Эдуардо, и они вместе побрели прочь.

* * *

Проснувшись на следующее утро, Мария инстинктивно пошарила рукой рядом с собой. К счастью, рядом с ней лежало теплое тело и, по своему обыкновению, громко храпело, как свинья. Мария повернулась на другой бок и увидела, что Лусия, прямо в своем нарядном платье, свернувшись калачиком, крепко спит на тюфяке рядом с их кроватью.

Мария перекрестилась, удивляясь самой себе. Как же это она могла проспать возвращение мужа и дочери? Но, видно, напряжение минувшего дня, обратная дорога в Сакромонте, все это вместе взятое, вымотало ее сверх всяких сил. Мария невольно улыбнулась, глянув на Лусию. Наверняка сегодня у них будет день открытых дверей: многие односельчане захотят из первых уст узнать о триумфе «Ла Канделы», как всенародно назвала ее вчера вечером Ла Макаррона. Само собой, все захотят посмотреть, как Лусия танцует, а ей, матери такой талантливой дочери, остается лишь купаться в лучах ее славы.

– И я действительно горжусь

дочерью, – прошептала Мария, словно пытаясь убедить саму себя, что у нее нет ни капли зависти к успеху своей маленькой дочери. Зато есть страх за ее будущее. За то, чьей женой она станет…

Наконец Мария потихоньку поднялась с постели и оделась. Она чувствовала кисловатый запах пота, которым разило от ее тела, но времени на то, чтобы сходить за водой и омыться, у нее не было. Слегка отодвинув занавеску, она глянула в спаленку мальчишек. На матрасе спал один Эдуардо. Других сыновей не было.

Мария постаралась не паниковать. В конце концов, вчера был такой суматошный день. Наверняка у половины односельчан родственники тоже не вернулись домой, заночевав прямо там, где их настигла ночь. Вот и три кузена Хозе из Барселоны тоже завалились спать прямо на полу в кухне, даже не сняв сапог, один и во сне продолжал прижимать к себе гитару, другой уснул с бутылкой бренди в руке. Мария осторожно пробралась мимо них, вышла на улицу и отправилась в хлев, чтобы покормить скотину, собрать немного хвороста, развести огонь в очаге и начать готовить завтрак.

Стояло великолепное солнечное утро. Долина внизу радовала глаз буйством зелени на фоне безоблачного, ослепительно голубого неба. Буйным цветом зацвела дикая вербена, ее розовые, желтые и оранжевые соцветия и бутоны рассыпались по всей траве, воздух был напоен пряными запахами дикой мяты и шалфея. В деревне было тихо: все жители еще спали после бурной и насыщенной событиями минувшей ночи. Сегодня соревнования в Альгамбре продолжатся, а потому очень скоро процессия односельчан снова отправится в дорогу, чтобы попасть к началу второго дня конкурса.

– Buenos dias, мама, – поздоровался с ней Эдуардо, входя на кухню. Мария как раз помешивала на огне жидкую кашу из маиса, которая кипела в чугунном котле.

– Buenos dias, сынок, – откликнулась Мария, не отрываясь от плиты. – Братьев своих не видел?

– Видел вчера вечером обоих в Альгамбре, но…

– Что, Эдуардо?

– Ничего, мама. Не волнуйся. Проголодаются, и оба вернутся домой.

Эдуардо взял свою миску с кашей и вышел с ней на улицу, усевшись на ступеньках крыльца. Тела на полу тоже зашевелились.

Остаток утра прошел в непрестанных хлопотах: Мария только успевала наполнять миски кашей, чтобы хоть как-то облегчить похмелье у родственников, и без конца таскала ведра с водой из колонки, расположенной у подножья горы. Однако к обеду никто из ее двух младших сыновей так и не объявился дома. Хозе уже собрался снова идти в Альгамбру, и Мария стала просить мужа поузнавать там у людей, не видел ли кто их сыновей.

– Перестань накручивать себя понапрасну, жена, – строго попенял ей муж. – Наши сыновья уже взрослые мужчины и могут сами позаботиться о себе.

– Но, Хозе, какой же Филипе мужчина? Ему ведь только тринадцать лет.

– Я и сегодня буду в этом нарядном платье? – поинтересовалась у матери Лусия, возникнув на пороге кухни и лихо крутнув свой шлейф. Мария увидела, что личико дочери все перемазано, скорее всего, шоколадом, а ее ноги по цвету ничем не отличались от земли, на которой она сейчас стояла.

– Думаю, что нет, – ответила ей мать. – Ступай ко мне. Я помогу тебе снять платье. Мы же не хотим его испортить или чем-то вымазать. А потом, когда все разойдутся, я посажу тебя в чан с водой, положу туда и твое платье и устрою вам хорошую стирку. Отмою всю грязь, – добавила она с улыбкой.

– Не снимай платье, mi princesa, и пусть все узнают тебя. Ведь именно тебя они захотят увидеть и сегодня, – объявил отец.