Сестры

Женя опустила боковое стекло, и мелкие брызги полетели ей в лицо, на растрепавшиеся волосы. Сквозь серую кисею дождя она увидела Спасскую башню с большими золотыми часами, красный флаг над куполом дворца, стройные голубые ели вдоль старой зубчатой стены. Полированным гранитом блестел величественный, строгий мавзолей. Все было точь-в-точь как на картинках!

— Дядя Саша, отсюда товарищ Сталин говорит, да?

Несмотря на хлеставший по лицу косой дождь. Женя все больше высовывалась в окно.

Майор тоже не отрываясь смотрел на Кремль и в раздумье, тихо произнес:

Начинается земля,Как известно, от Кремля…

— Это точно, товарищ майор, — отозвался Павличенко.

Машина повернула в тесную улицу. Дома здесь были старинной, каменной кладки. Женя удивилась, увидев невысокий домик с толстыми стенами, крошечными окнами и железным резным петухом на крыше.

— Боярские хоромы, — щеголяя знанием Москвы, объяснил Вася. — Здесь когда-то боярин жил.

Снова замелькали шумные площади, оживленные улицы и проезды.

— Да, Катюша, — проговорил сержант, — не скоро я тебя опять покатаю. Вот товарищ майор шутит, что мы на Камчатку уедем. А кто знает, может и впрямь отправят нас куда-нибудь за тридевять земель — к Тихому океану, во Владивосток…

Глаза Жени наполнились слезами. Потихоньку, чтобы никто не заметил, она смахнула их рукой.

Обгоняя трамваи, «опель» сердито загудел и свернул на широкое Садовое кольцо.

Женя придвинулась к водителю, осторожно потянула его за ремень и шопотом сказала:

— Вася, газани, чтоб с ветерком, на все девяносто километров!

— Что ты, Катюша, нельзя! Порядок в Москве строгий. Милиционер остановит, неприятностей не оберешься! — Он показал на желтый кружок, висевший над улицей: — Видишь, знак — скорость пятнадцать километров.

Теперь Женя все время следила за знаками. Как их много! На каждом углу… Сюда можно повернуть, сюда нельзя, здесь школа, там переход…

Оставив позади станцию метро «Красные ворота», машина снова заколесила по тесным закоулкам. Поворот. Еще поворот. «Опель» понесся по улице Жуковского. Побежал обратно, опять свернул. Но вот Вася замедлил ход машины.

— Ага, угол Фурманного. Тут, значит, — проговорил майор, стараясь рассмотреть номера домов. — Нам нужен третий… А это? Эх, проскочили!

Дом номер три находился на другой стороне. Машина повернула назад. С любопытством и тревогой смотрела Женя на старинный двухэтажный особняк — белый с красной крышей. Толстые колонны наполовину вросли в стену. Между колоннами отсвечивали зеркальные стекла высоких окон. Сквозь них ничего не было видно.

Позади дома зеленел сад, а дальше, огораживая стройку, тянулся дощатый забор. Голубая краска его давно полиняла и облупилась. За ним высоко в воздухе, точно богатырское плечо, плавно разворачивался мощный кран. Длинная стрела его, словно гигантская мускулистая рука, опустилась и скрылась за забором. А вот она снова поднялась к шестому этажу, легко неся строителям великанью охапку тяжелых чугунных труб.

— Вася, подъезжай вон туда. — Женя показала в сторону стройки. Ведь не здесь же прощаться, где столько народу, где то и дело проносятся машины? И из окон все видно…

— Слушаюсь, товарищ начальник! — отчеканил сержант.

Автомобиль побежал по пустынному, тихому переулку.

— Стоп! — скомандовала Женя.

«Опель» остановился.

Женя вышла на мостовую и вдруг прильнула к плечу майора:

— Дядя Саша… Дядя Саша…

— Вот так так… раскисла! А еще партизанка… Ну куда ж это годится?

— Дядя Саша… Дядя Саша… — Женя ладонью растирала слезы по лицу. — Не хочу я здесь жить, не буду…

Майор обнял девочку, пригладил ее растрепанные ветром каштановые волосы:

— Будет, Катя, будет… И нос какой красный стал. Вот и скажут: «Некрасивая к нам поступила». Да ведь ненадолго. Немного потерпи. Демобилизуюсь — сразу за тобой приеду.

Он достал из кармана Жениной гимнастерки носовой платок и вытер ей слезы.

— А если тебе уж очень страшно одной остаться, — продолжал он, — тогда что ж, давай махнем с нами хоть на Камчатку!

Сквозь слезы Женя улыбнулась:

— Зачем зря говоришь, дядя Саша! Все равно не возьмешь.

Павличенко оставался в кабине и мрачно крутил козью ножку. Женя подбежала, распахнула дверцу, обхватила руками шею сержанта и прижалась к его щеке.

Майор вытащил из машины черный потрепанный чемодан и зашагал к дому. Женя бросилась его догонять:

— Нет, нет, дядя Саша, я сама, ты меня не провожай! — И ухватилась за ручку чемодана.

Дядя Саша уже привык к Жениному своенравному характеру. Конечно, он знал, что стоит ему только сказать: «Не спорить!» — и девочка сейчас же подчинится. Строгий начальник, которого беспрекословно слушались бойцы и командиры, с Женей он всегда бывал мягок и терпелив: он знал, сколько горя ей пришлось пережить. И подчас, когда надо бы с Женей обойтись потверже, у него духу не хватало на это. А девочка в нем души не чаяла и нисколько его не боялась. И сейчас она упрямо повторяла:

— Я сама, сама!

— Опять «сама»! А обстановку надо разведать, с людьми потолковать?

— Нет, не хочу… Я не маленькая. Путевка у меня есть, чего еще…

Майор опустил чемодан на тротуар: