Сеть Алисы

Он стал рассказывать о двенадцатицилиндровом двигателе, и я просто заслушалась. Сама не знаю, почему это было так увлекательно. Когда после лекции по английской литературе Тревор Престон-Грин угостил меня молочным коктейлем и битый час зудел о своем «шевроле», мне хотелось опростать стакан ему на голову. А сейчас рассказ Финна о задней подвеске «Де Дион» меня буквально заворожил.

— Я тебя заболтал, — осекся Финн, заметив мою улыбку.

— Насмерть. Расскажи еще о пятиступенчатой коробке передач.

— Она позволяет резко набрать скорость, — серьезно сказал Финн. — Твоя очередь поведать что-нибудь такое, от чего мухи дохнут.

— Теорема Пифагора. — Я решила выбрать что-нибудь полегче. — А в квадрате плюс B в квадрате равняется C в квадрате. Это значит, что у прямоугольного треугольника сумма квадратов длин катетов равна квадрату длины гипотенузы. (Финн изобразил, что рвет на себе волосы.) Ну что ты? Простенькая эвклидова геометрия не повод для отчаяния.

Мы рассмеялись и стали кидать остатки сэндвичей гогочущим гусям в реке. Потом, опершись на парапет, смотрели на воду и уютно молчали. Я не привыкла молчать на свиданиях. Девушка должна балаболить без устали, иначе ее примут за синий чулок. Будь интересной! Искрись! А то он тебя больше не пригласит!

 Но вот сейчас молчание было ничуть не хуже болтовни. Нарушил его Финн.

— Как по-твоему, Борделон и впрямь сидит в Грассе и ждет, чтоб его отыскали? — задумчиво проговорил он. — Или Гардинер слегка свихнулась?

Я помешкала, не желая расставаться с умиротворением.

— Шансов, что он там, очень мало, однако Эва оказывается права чаще, чем ошибается. — У меня имелся свой вопрос. — А вдруг мы его найдем? Что она сделает?

— Если докажет, что он тот самый Рене дю Маласси, который сотрудничал с немцами и милицией и застрелил своего работника, то сможет сдать его властям. — Финн раскрошил последнюю хлебную корку. — Де Голль не жалует предателей и убийц, даже престарелых. Борделону светит тюрьма, особенно если будет доказана его причастность к бойне в Орадур-сюр-Глан. Придет конец его репутации и свободе…

— Думаешь, Эва этим удовольствуется?

Мы переглянулись и хором произнесли:

— Нет.

Финн накрыл ладонью мою руку.

— Мы должны удержать ее от непоправимых поступков, — сказала я. Жизнь не кино, в реальном мире отмщение имеет последствия вроде тюрьмы. Молодая Эва выжила в Зигбурге, но сейчас вряд ли переживет тюремный срок за физическую расправу или как там это называется во французском кодексе. — Сколько бы ей ни осталось, я не допущу, чтоб из-за этой старой сволочи она швырнула свою жизнь псу под хвост.

— Но ведь это ее жизнь, правда? — Пальцы Финна медленно переплелись с моими. — Я уже довольно долго рядом с Гардинер. И понимаю ее желание всем рискнуть ради справедливости.

— Убийство старика — это справедливость? Я в таком не участвую, даже если у него руки по локоть в крови. — Эта мысль заставила меня вздрогнуть, а еще я покрылась мурашками от того, что пальцы Финна поглаживали мою руку. — Мы должны не дать ей слететь с катушек. Что очень непросто.

— Ладно, будет день, будет пища. — Финн оттянул меня от парапета. — Кое-что обещай мне, Чарли.

— Что?

— Завтра не разглядывай ту фотографию. Просто насладись поездкой.

Держась за руки, в молчании мы дошли до гостиницы. Финн распахнул дверь, и меня прострелило током, когда его рука коснулась моей голой спины в глубоком вырезе черного платья. Он проводил меня до моего номера, как девушку, которой строго-настрого наказано вернуться домой не поздно.

— Спасибо за прекрасный вечер, — церемонно сказал Финн. — Завтра я тебе позвоню.

— Парни всегда только обещают.

— А мужчины звонят.

Мы пребывали в прозрачном пузыре счастья, украшающем грусть, как глазурь — праздничный торт, и я не хотела из него выбираться.

— В этом я неумейка, — наконец проговорила я. Я не знала, откуда взялось и чему равнялось этакое уравнение: американка в черном платье плюс шотландец в пиджаке, умноженные на летний вечер и сэндвичи и поделенные на неловкое молчание вкупе с беременностью вышеозначенной американки. — Что дальше?

— Это зависит только от тебя, — хрипло ответил Финн.

Секунду я смотрела на него, потом привстала на цыпочки, наши губы мягко соединились, точно летящие пушинки, и я почувствовала, что таю в руках, обвивших мою талию. В бесконечно долгом поцелуе я, расплющенная между твердой дверью и литой грудью Финна, нащупала и нажала дверную ручку. Не прерывая поцелуя, мы ввалились в номер, мои сброшенные туфли приземлились на скинутый пиджак Финна. На мгновенье Финн меня выпустил, запер дверь, потом подхватил на руки и отнес к кровати. Когда он разомкнул хватку, я вскрикнула — почудилось, что я падаю с огромной высоты. Глядя на него снизу вверх, я поймала себя на том, что ужасно волнуюсь. У нас уже все было, но не в постели и не при свете…

Со стоном Финн повалился на меня.

— Кровать несравнимо лучше заднего сиденья, — проговорил он между поцелуями, которыми покрывал мое горло.

— Я умещаюсь и там, и там… — Я стягивала с него рубашку.