Сеть Алисы

Он стал рассказывать о двенадцатицилиндровом двигателе, и я просто заслушалась. Сама не знаю, почему это было так увлекательно. Когда после лекции по английской литературе Тревор Престон-Грин угостил меня молочным коктейлем и битый час зудел о своем «шевроле», мне хотелось опростать стакан ему на голову. А сейчас рассказ Финна о задней подвеске «Де Дион» меня буквально заворожил.

– Я тебя заболтал, – осекся Финн, заметив мою улыбку.

– Насмерть. Расскажи еще о пятиступенчатой коробке передач.

– Она позволяет резко набрать скорость, – серьезно сказал Финн. – Твоя очередь поведать что-нибудь такое, от чего мухи дохнут.

– Теорема Пифагора. – Я решила выбрать что-нибудь полегче. – А в квадрате плюс B в квадрате равняется C в квадрате. Это значит, что у прямоугольного треугольника сумма квадратов длин катетов равна квадрату длины гипотенузы. (Финн изобразил, что рвет на себе волосы.) Ну что ты? Простенькая эвклидова геометрия не повод для отчаяния.

Мы рассмеялись и стали кидать остатки сэндвичей гогочущим гусям в реке. Потом, опершись на парапет, смотрели на воду и уютно молчали. Я не привыкла молчать на свиданиях. Девушка должна балаболить без устали, иначе ее примут за синий чулок. Будь интересной! Искрись! А то он тебя больше не пригласит!

Но вот сейчас молчание было ничуть не хуже болтовни. Нарушил его Финн.

– Как по-твоему, Борделон и впрямь сидит в Грассе и ждет, чтоб его отыскали? – задумчиво проговорил он. – Или Гардинер слегка свихнулась?

Я помешкала, не желая расставаться с умиротворением.

– Шансов, что он там, очень мало, однако Эва оказывается права чаще, чем ошибается. – У меня имелся свой вопрос. – А вдруг мы его найдем? Что она сделает?

– Если докажет, что он тот самый Рене дю Маласси, который сотрудничал с немцами и милицией и застрелил своего работника, то сможет сдать его властям. – Финн раскрошил последнюю хлебную корку. – Де Голль не жалует предателей и убийц, даже престарелых. Борделону светит тюрьма, особенно если будет доказана его причастность к бойне в Орадур-сюр-Глан. Придет конец его репутации и свободе…

– Думаешь, Эва этим удовольствуется?

Мы переглянулись и хором произнесли:

– Нет.

Финн накрыл ладонью мою руку.

– Мы должны удержать ее от непоправимых поступков, – сказала я. Жизнь не кино, в реальном мире отмщение имеет последствия вроде тюрьмы. Молодая Эва выжила в Зигбурге, но сейчас вряд ли переживет тюремный срок за физическую расправу или как там это называется во французском кодексе. – Сколько бы ей ни осталось, я не допущу, чтоб из-за этой старой сволочи она швырнула свою жизнь псу под хвост.

– Но ведь это ее жизнь, правда? – Пальцы Финна медленно переплелись с моими. – Я уже довольно долго рядом с Гардинер. И понимаю ее желание всем рискнуть ради справедливости.

– Убийство старика – это справедливость? Я в таком не участвую, даже если у него руки по локоть в крови. – Эта мысль заставила меня вздрогнуть, а еще я покрылась мурашками от того, что пальцы Финна поглаживали мою руку. – Мы должны не дать ей слететь с катушек. Что очень непросто.

– Ладно, будет день, будет пища. – Финн оттянул меня от парапета. – Кое-что обещай мне, Чарли.

– Что?

– Завтра не разглядывай ту фотографию. Просто насладись поездкой.

Держась за руки, в молчании мы дошли до гостиницы. Финн распахнул дверь, и меня прострелило током, когда его рука коснулась моей голой спины в глубоком вырезе черного платья. Он проводил меня до моего номера, как девушку, которой строго-настрого наказано вернуться домой не поздно.

– Спасибо за прекрасный вечер, – церемонно сказал Финн. – Завтра я тебе позвоню.

– Парни всегда только обещают.

– А мужчины звонят.

Мы пребывали в прозрачном пузыре счастья, украшающем грусть, как глазурь – праздничный торт, и я не хотела из него выбираться.

– В этом я неумейка, – наконец проговорила я. Я не знала, откуда взялось и чему равнялось этакое уравнение: американка в черном платье плюс шотландец в пиджаке, умноженные на летний вечер и сэндвичи и поделенные на неловкое молчание вкупе с беременностью вышеозначенной американки. – Что дальше?

– Это зависит только от тебя, – хрипло ответил Финн.

Секунду я смотрела на него, потом привстала на цыпочки, наши губы мягко соединились, точно летящие пушинки, и я почувствовала, что таю в руках, обвивших мою талию. В бесконечно долгом поцелуе я, расплющенная между твердой дверью и литой грудью Финна, нащупала и нажала дверную ручку. Не прерывая поцелуя, мы ввалились в номер, мои сброшенные туфли приземлились на скинутый пиджак Финна. На мгновенье Финн меня выпустил, запер дверь, потом подхватил на руки и отнес к кровати. Когда он разомкнул хватку, я вскрикнула – почудилось, что я падаю с огромной высоты. Глядя на него снизу вверх, я поймала себя на том, что ужасно волнуюсь. У нас уже все было, но не в постели и не при свете…

Со стоном Финн повалился на меня.

– Кровать несравнимо лучше заднего сиденья, – проговорил он между поцелуями, которыми покрывал мое горло.

– Я умещаюсь и там, и там… – Я стягивала с него рубашку.