Сеть паладинов

Став валиде, она старалась быть справедливой матерью и правительницей для всех женщин гарема. Она резко нагнулась, взяла женщину за подбородок и сильно сжала его, вглядываясь в полные слёз глаза. Острые ногти впились в кожу гречанки, причиняя боль. Но та продолжала смотреть молящим и требовательным взглядом. Это совсем вывело албанку из себя.

— Посмотри на себя, — она оттолкнула Елену. — Посмотри, на что ты стала похожа! Ты сохнешь, как старое дерево! Если так пойдёт дальше, то превратишься в каргу! Повелитель изгонит тебя из дворца! Мужчины сторонятся скорбящих и горюющих женщин.

Взяв себя в руки, Сафие снова села на софу, откинулась, сказала повелительно:

— Если не возьмёшься за себя, я тебе обещаю поездку не в Маниссу, а в Дом плача. Там сейчас много таких, плачут по умершим принцам. Вот поход туда я тебе точно обещаю! А теперь прочь с моих глаз!

Глава 13

Венеция. Декабрь 1595 года

По воле Провидения благочестивый дож Паскуале Чиконья скончался под Рождество, прожив 84 года. Его правление продолжалось десять лет, было мирным и полным созидания. Это он построил новый каменный мост Риальто, он возвёл на границах с Габсбургами во Фриули звездообразную крепость Пальманова.

На следующий после его смерти день Дворец дожей окружила самая надёжная охрана — арсеналотти, мастера и подмастерья Арсенала, как делалось всегда, когда в величественном зале дворца, украшенном картинами Тинторетто и Веронезе, собирался Большой Совет — две тысячи венецианских патрициев, управлявших Республикой. После того как были выдворены все посторонние и двери огромного зала были тщательно заперты, великий Канцлер Оттовион торжественно объявил о кончине дожа, и Совет, почтив память замечательного патриция, всю свою жизнь отдавшего на благо Республики, приступил к неотложным делам, связанным с избранием нового дожа Венеции.

Тем временем тело Чиконьи, одетое в золотую мантию, с короной на голове, с золотыми шпорами на туфлях было выставлено в одной из комнат дворца на столе, покрытом коврами, с двумя большими горящими свечами у изголовья.

У гроба дежурила почётная гвардия из патрициев в красных тогах.

В день похорон площадь Сан Марко окружили двойным оцеплением далматинских солдат. В траурной ритуальной процессии из тысяч и тысяч людей все магистраты заняли места в соответствии с важностью их постов. Родственники, Синьория в полном составе, великий Канцлер, патриарх, папский нунций, прокураторы, послы, шефы Совета Десяти, мудрецы советов, адвокаты, цензоры, сенаторы и множество патрициев. За ними тянулись сотни монахов, слуги в траурных одеяниях, коменданты и щитоносцы с факелами, надзиратели тюрем, секретари, молодые канцеляристы. Все были одеты в чёрное с накинутыми на головы капюшонами и казались посланцами Коцита[82]. Над бесконечной процессией возвышались деревянные статуи святых, множество шестов и фонарей с зажжёнными длинными свечами. Некоторые свечи были такими большими, что казались брёвнами. В неясном рассветном сумраке двигалось море огней.

Кортеж заходил в полном составе во дворец и выходил через боковые ворота на площадь. Вынесли гроб, окружённый арсеналотти с зажжёнными свечами и эскортируемый спереди и сзади патрициями почётной гвардии.

Канцлер ждал Синьорию у подножия Лестницы гигантов. Спустившись, её члены в полном составе покинули кортеж и вернулись во Дворец на заседание.

Едва кортеж вновь появился на Сан Марко, во всех церквях города забили колокола. Перед собором процессия остановилась. В этот момент звон колоколов прекратился, и в полной тишине арсеналотти, нёсшие гроб, девять раз подняли его над головами и прокричали: «Мизерикордия!»[83]

Это приветствие называлось «сальто дель морто» — «прыжок мёртвого».

После этого процессия покинула площадь, направившись в церковь Сан-Джованни и Паоло. На всём пути кортежа окна домов были украшены разноцветными коврами и тканями, создавая впечатление странного праздника среди строгости похорон. Церковь была одета в траур, внутри горело такое количество свечей, что вся она казалась в огне. Когда катафалк с гробом установили в нефе и вокруг выстроилась почётная гвардия, началась служба, а потом выступления с поминальными речами. В эту замечательную церковь простой люд обычно ходил неохотно — среди народа было распространено поверье, будто она должна обрушиться когда-нибудь в торжественный день. После службы процессия двинулась в небольшую церковь, где совершили погребение.