Сетевые публикации

Попробуйте представить себе человеческий образ, созданный концептуализмом — такого в принципе не существует, и существовать не может. Это фантом, привидение; у столпа московского концептуализма Кабакова главным произведением является инсталляция, повествующая о человеке, который улетел в космос. Но самого героя нет и быть не может. Это — симулякр, обманка, дым. Нет героя, и героическое начало отныне ужасает.

Жизнь без лица стала привычной: второй авангард — есть не что иное как нео-дегенеративизм.

Нео-дегенеративное искусство пошло дальше дегенеративного искусства двадцатого века — ищущего, растерянного, ставящего эксперименты. Те художники искали выход из страшной исторической западни. А новые — отлично знают, где именно выход.

Дегенеративное искусство отвергало представление о привычных канонах, о музейных регламентах, о шаблоне, о рынке. Дегенеративное искусство отвергало вкус и мораль буржуа, старые представления о красоте — то искусство было растерянным и трагическим.

Нео-дегенеративизм — оптимистичен.

Это искусство радости.

Нео-дегенеративное искусство отвергает не мораль буржуа — но морализирование доктринера и учителя: а вот реалистическую логику буржуа оно как раз признает. В морали буржуа, как показало время, много житейской правды — ее-то новые творцы принимают, вместе с капитализмом, рынком и демократией. Пафос неприятия морали, конечно, сохранился — но теперь не принимают мораль общежития, мораль солидарности, мораль, говорящую о себе подобных. Стоит заговорить о себе подобных — появится критерий человеческого измерения. А его быть не должно. Отсутствие человеческого образа неизбежно предполагает отсутствие морали в принципе.

Нео-дегенеративизм отнюдь не сетует на реальность — он доволен обстоятельствами жизни. Ведь главная функция искусства — это борьба за свободу, а никто этого и не запрещает.

Спросите: чему они служат — ответ прозвучит пылко: Свободе!

Сегодня творцы уже знают, что героическая мораль — это ханжество, гитлеризм, сталинизм и тоталитаризм. Они не умеют рисовать портрет бабушки — причем, осознанно: начнется с малого: вот, научишься рисовать портрет бабушки, а потом и сталинистом станешь. Увязнет коготок — и всю птичку засосет пучина категориального. Этого допустить в современном мире никак нельзя.

Это без-образное, пустое, свободное сознание нео-дегенератов оказалось очень удобным для финансового капитализма — такого же, как искусство, эфемерного образования.

Время Путина (и шире: время финансового капитализма, производным от коего является и путинский эпизод) есть время нео-дегенеративного искусства. Причем, понятого широко.

Это чрезвычайно удобное для государства сочетание амбиции и амуниции: протест против власти как бы есть, но он не может быть оформлен как реальный протест — невозможно протестовать против анти-человеческого режима анти-человеческим языком. Для того чтобы противостоять анти-человеческому — надо найти человеческие слова, быть человеком, то есть иметь лицо. А лица-то и нет. Что можно противопоставить аморальности? Вероятно, мораль. Но как это противопоставление осуществить, если нет резервуара для размещения этой морали? Обычно мораль располагается в человеческом образе — поскольку религия пантеизма еще не признана государственной — но человеческий образ отсутствует. На что прикажете ссылаться в разговоре про честность?

Нельзя сказать, что данная ситуация трагична.

Чтобы была трагедия, нужен субъект. И субъект должен понимать, что свобода — это совсем не главное.

Загогулина (15.07.2012)

Данте в трактате «Пир» рассматривает четыре уровня бытия образа.

1) Буквальный уровень толкования образа. Вот лицо, характерные черты — нос и разрез глаз.

2) Моральный уровень толкования. Лицо усталое, рассказывает об обществе, о характере власти.

3) Аллегорический уровень. Асимметрия данного лица выражают дисбаланс мира. Все расшатано, глаз косит, нос съехал на сторону.

4) Анагогический уровень (с греческого — возвышенный). Лицо — модель мироустройства. Лоб подобен небесному своду; глаза рассказывают о характере; рот и подбородок — говорят о страстях.

Зачем так сложно? Затем, что образное мышление переводит природные явления в духовные — восходит от физического к метафизическому. Всякая изображенная Мадонна рассказывает о жизни провинции, откуда родом, и о том, что такое материнство, и, сверх того, о том, каково родить Спасителя. Всякое лицо — рассказ о человеческом роде. Всякое яблоко — модель планеты, всякий натюрморт — картина истории общества.

Данте повторяет Платона — просто Платон описывал нисхождение от эйдоса к образу, а Данте описывает путь наверх. Представьте, как тени идей припоминают свое происхождение: изображение стола вспоминает, что существует такой предмет — стол; а стол вспоминает, что он — один из многих столов; все столы вспоминают свою сущность — столовость, идею стола; и так столы приходят в мир идей, где изначально пребывает образ стола.