Сетевые публикации

Это вопрос стиля демократического управления Европой, способа организации народных масс, в которых поддерживается иллюзия свободного выбора.

За этот способ, за лучшую, наиболее эффективную форму этого демократического управления и шла мировая война.

То была не война тоталитаризма с демократией — как часто сегодня говорят — но война разных форм демократий за единый принцип управления. И в этом именно смысле важно видеть, что это 3-я франко-прусская война, то есть: очередная война между республиканской системой имперской власти — и принципом священно-римской империи.

Наиболее важным в данном случае представляется тот факт — что Франция во второй фазе войны, во 2-й Мировой войне участия практически не принимала. По видимости — это странно. Но не странно совсем, а логично. Так произошло оттого, что роль республиканской империи Франции была взята на себя новой Россией.

СССР в конфликте с новым типом Священной Римской империи фактически выполнил задачи наполеоновской Франции, представляя конкурентную республиканскую модель империи. Важно увидеть в мировой войне вечную и великую драму истории — а не криминальный заговор двух злодеев.

Вакантное историческое место стремительно занял азиатский партнер — его включили в европейскую историческую драму. И Советская Россия сыграла роль Наполеоновской Франции.

Это была неожиданная роль для сталинской России — но роль логически обоснованная. В это время фаза революции уже перетекла в Директорию и в Империю, а республиканский вождь стремительно становился императором.

Революция (как и в случае имперской наполеоновской Франции) играла роль колоссальную — но воевала уже не революционная страна, а сплоченная новой формой управления держава.

Сохраненная революционная риторика превращала народный фронт и солдат армии республиканской империи — в подобие ветеранов Наполеоновской старой гвардии, прошедших испытание революции и гражданской войны. Красная армия в те годы — была эквивалентом старой гвардии Наполеона. Это был такой накопленный запас прочности (как и в случае старой гвардии Наполеона), который в принципе был на то время — никем и ничем непобедим. Победить эту армию было нереально — но и длиться такое состояние долго не могло.

Сказанное выше — не взято из какого-то учебника, ссылок в Википедии искать не надо. Это я так думаю.

Я не говорил о всей Мировой войне, об Испании и Дальнем востоке, о коллаборационистах и национальных движениях. Об этом в следующий раз. Постепенно — за четыре раза — расскажу о времени Сталина.

Сталин и Сталинизм. Третья часть: Империя и революция (13.08.2012)

Когда говорится о репрессиях и жертвах, слова «немецкий шпион» и «японский шпион» произносят с иронией, как свидетельство паранойи. Но предположить, что перед мировой войной присутствует большое количество шпионов — логично. Сталин был подозрителен — но, правды ради, имелись субъекты, которых стоило подозревать. Троцкий действительно общался с Германской разведкой, его конфидент, посол Крестовский, действительно получал деньги от немцев, генерал Краснов действительно составлял для гитлеровской армии план захвата России, все это имеет документальное подтверждение. Принято осуждать план Менжинского, выманившего Савинкова в Россию (операция Трест), однако Савинков был диверсант и враг государства. А как надо с диверсантами обращаться? В Крым посылать?

Важно иное: то, что репрессии, начатые как «классовая борьба», быстро перешли в стадию обобщенного устранения «врагов народа» — а «враг народа» это не просто кулак-мироед, это потенциальный агент Врангеля, а Врангель — наймит Антанты, и т. д. Классовая инакость эволюционировала в военное преступление быстро. Можно сказать, что основания имелись: казак Краснов действительно пошел на службу к Гитлеру (еще будучи на Дону он слал депеши немцам, предлагая в случае победы над большевиками отдать Германии Донбасс, а уж после его сотрудничество усилилось), и многие из белогвардейцев действительно сотрудничали с фашистами.

Однако неумолимость перехода социального преступления в военное — потрясает. Военное преступление в скором времени стало доминирующей статьей процессов. Мейерхольда, Бабеля, Бухарина, Зиновьева, Тухачевского, Радека, Кольцова и т. д. — обвиняли не в разном (хотя это разные люди с разными профессиями), а в одном: в шпионаже. Военное преступление стало практически единственным в стране.

«Недалеко от болтовни и сплетни — до измены» — гласил популярный плакат. То есть, могли арестовать по доносу соседа, как сына кулака, и т. п. — но грозная статья шпионажа в пользу врага была рядом.