Севастополист

– Кажется, к следующей Регализации Верховный совет претерпит серьезные изменения. – Я даже не знал, смешно это или нет. Но Массандра неожиданно улыбнулась, и это было как-то совсем тепло, по-домашнему. –   Нет, вот как раз этого не произойдет. Зомби могут сделать это, но не станут. Потому что у них есть одна, но очень большая проблема – они ненавидят друг друга. Они готовы выгрызать регалии и публикации – выгрызать с кровью и мясом, но только для самих себя. Объединиться они не способны.

– Это, конечно, нам на руку, – согласился Коктебель.

– И еще нам на руку то, что, несмотря на ограниченность и зацикленность их сознания на единственной теме, они понимают, что если перекусать и обратить в бегство всех регалистов и занять их места в Верховном совете, то решения такого обновленного совета даже в глазах других зомби не будут легализовывать их. То же и с нами, публикаторами. Они давно бы нас уничтожили, но, заняв наши места, они не смогут подключать к Юниверсуму самих себя. А потому мы им нужны как последний механизм – который их запустит. Их задача – подмять нас под себя, свести к функции. И, откровенно говоря, именно в этой их слабости наша последняя надежда. Хотя они вряд ли понимают, что есть сила, что есть слабость. Они просто напирают, давят – то есть делают единственное, к чему пригодны.

– Но так их не победить, – сказал я.

– Да, верно, – отозвался Коктебель. – Для нас это не открытие. Мы можем только продержаться – так долго, как это получится.

Я пролистывал «Старую Башню» и думал: как это все странно. Для чего это все, для кого? В руках Алушты я не видел «Старой Башни» и на полках ее не встречал, и на столах отпросов тоже мне не встретился никто, кого бы можно было заподозрить в чтении писчих журналов. Меня подмывало спросить своих собеседников: куда девается журнал, среди кого и где его распространяют. Но, когда у людей беда, заводить разговор о другой беде было неправильно – мои недалекие научили меня так не делать. И сколько бы я ни жил в Башне, вряд ли уже отучусь.

Я решил спросить другое:

– Ваши зомби – это мертвые?

– Мертвые, – усмехнулся Коктебель. – Ты никогда не задумывался, что, если бы все отмирали на улицах, все улицы были бы завалены трупами? А ты хоть раз видел в своем Севастополе улицы, заваленные трупами?

И точно – я вспомнил, как отмирали люди: прощались, закрывали глаза. Возле них собирались родные, держали их за руку, говорили добрые слова… А потом их несли на Правое море. И вправду, никто не отмирал на улицах. Но…

– В Башне же нет улиц? – спросил я и тут же понял, как это глупо прозвучало.

– Людям свойственно отмирать в тишине и в одиночестве, – сказал мужчина. – Уходить перед смертью. Даже если он сам не чует ее приближения, жизнь чует. И ведет его в тихое место. А есть ли улицы, нет – дело десятое.

«Пожалуй, в их картине мира десятое не лучший вариант», – подумал я, вспомнив Тонкие списки, но промолчал.

– И в Башне природу человека никто не отменял. Как понимаешь, это сделать невозможно. Наши зомби не отмершие. Их нельзя назвать физически мертвыми. Они, скорее, заражены. Сам термин «зомби» почерпнут из ветхих книг – и он означает живого, но мутировавшего человека. Мутирует тело, разум, но физическая жизнь не прекращается. Другое дело та жизнь, которую даем мы, – на эту им рассчитывать не приходится.

– На самом деле как люди они уже отмерли, – вставила Массандра. – А вот как просители к нам в публиканты – только-только родились. Но у них есть отличие от всех других публицентов: Юниверсум не может проснуться в них. Мы придумали для них специальный термин – публицентристы, зацикленные на идее публикаций. Термин пока не прижился, но до терминов ли теперь! Кто-то сдался публицентристам сразу, как «Основы Башни», например. Кто-то, как «Башня дружбы», сам посчитал, пойдя на поводу у регалистов, что много зомби-публикантов – это прорыв…

– За что и поплатился, кстати.

– Так и есть, «Основы Башни» пали первыми. Есть и такие, кто держался, – как «Огненная Башня», например, – но, столкнувшись с натиском зомби, решил самораспуститься. А на кого-то давили не только зомби, но и регалисты. Они ведь все считают себя передовиками, спускают рекомендации – мол, подключите к Юниверсуму то тех, то этих. Пока речь шла не о зомби, конфликтов не возникало: регалисты издревле были силой, с которой мало кто отваживался спорить. Но теперь же их действия просто губительны. Даже отпросы от нас отказались и убрали со всех экранов: особенно как появился Майнд Дамн. Делайте, сказали, что хотите, а у нас теперь есть свои зомби, карманные.

Я задумался, но вовсе не об отпросах – с теми мне давно все было ясно. Чего нельзя было сказать о зомби: как ни крути, а они оставались загадкой, несмотря на такой подробный и полный деталей рассказ.

– Значит, их слабость в ненависти, – задумчиво сказал я. – А в чем же главная сила?

– Звериная серьезность, – бросил Коктебель. – Даже Майнд Дамн стоит просто так, а эти – нет.

– И что же, серьезность определяет их цель?