– Так что же он ответил? – Мне не терпелось услышать. Наверное, как и ей тогда.
– Сперва ответила Ореанда. «Если у нас не получится, – сказала она, – мы создадим свой Юниверсум». Тут я, понятное дело, не выдержала. Вступила в разговор. Я говорю: вам прекрасно известно, что создать свой Юниверсум нельзя. Зачем вы его обманываете? Впрочем, я видела, что его уже не спасти. Но он вдохнул полной грудью, посмотрел на нее пристально и вдруг сказал одно слово.
– «Нет»? – догадался я.
– Именно! Как она изменилась! – расхохотался Коктебель. – Если бы ты это видел! Вмиг стала другой. Ореанда рассвирепела. «Что? Что ты сказал?» – переспросила она. Но этот… Он повторил даже: я, говорит, не люблю тебя. И тогда, ты прикинь, Ореанда развернулась ко мне и, увидев в руке дробовик… Как думаешь, что она сказала?
Я молчал.
– Она сказала пристрелить его.
В помещении воцарилась тишина. Помолчав немного, Массандра тихо добавила:
– Вот и весь сэнесфэкшен.
– А что с Ореандой? – спросил я.
– Ничего, – собеседница слегка удивилась вопросу. – Реагентам некогда переживать. У них полно забот. И полно молодых публицентов; даже если они сами и с жильцой, всегда найдется тот, кто скажет: это мне по нраву. Ведь в Юниверсум все хотят.
– Да уж. – Я глотнул чаю и вдруг вскрикнул. Что-то обожгло меня в районе груди. Я опустил взгляд и увидел, как растекалось пятно по одежде, а рядом с ним упала еще одна капля, и стало опять горячо. «Пролил», – догадался я и тут заметил, как трясутся мои руки и прыгает в них чашка, норовя упасть. Руки заливало кипятком, но я не отпускал ее.
– Кажется, начинается, – тихо сказал мужчина.
Стены затрясло.
Жало
По лицам этих людей я понял, что им по-настоящему страшно.
– Похоже, мы окружены, – мрачно сказал Коктебель, подходя к окну. – Держи дверь. Они будут напирать с той стороны.
– Наступает финальный этап этой драмы, – меланхолично произнесла Массандра, подливая себе чаю.
– Не слушай ее, держи дверь!!! – прокричал Коктебель. – Подопри чем-нибудь.
Из-за стен, причем со всех сторон помещения, слышался топот. Вначале мне показалось, что собравшаяся там толпа просто ходит вокруг нас – и было похоже, что народу собралось действительно немало. Я слышал и еще один звук, показавшийся странным и жутковатым. Больше всего он был похож на стон. Надрывный, непрекращающийся.
– Это единственный выход? – крикнул я.
– Конечно нет. Но те давно заставлены. Видишь, за шкафом одна дверь? За другим – еще одна. Нам не впервой здесь обороняться.
Я схватился за стол и, не обращая внимания ни на книги, ни на чашки, ни на рукописи, потащил его к двери.
– А если они прорвутся? Вы будете стрелять?
– Конечно, – откликнулся Коктебель. – Бывает, сжигаем их, гадов, дотла, чтоб ничего от них не осталось. Но теперь не тот случай… Надо просто отбиться.
– А это гуманно? – спросил я.
– Не понял, – искренне ответил он.
– Ну, вы говорили, что они люди. Что они не отмерли. Гуманно ли отстреливать живых людей?
Мужчина разочарованно махнул рукой и бросил женщине:
– Ответь ему.
Массандра опять вздохнула. Она вела себя странно: сохраняла спокойствие, пила чай, словно и не было никакой зомби-атаки на их «Старую Башню». Вместо того чтобы нам чем-то помогать или хотя бы прятаться, она продолжала неторопливый разговор.
– Это гуманно по отношению к тем, кто мог бы о них что-то узнать. Понимаете, нам Юниверсум не прощает ошибок. Мы не можем допустить серьезности, здесь все должно быть просто так.
– Опубликуй! – раздался громкий рев из-за стен, сменивший стон. – Опубликуй! Опубликуй!
Зомби стучали по стенам, шатали их, колотили руками и ногами в дверь. Мне становилось страшно.
– Дайте мне шанс, – раздалось совсем рядом со мной, и я заметил, как распахнулась дверца шкафа. – Дайте мне маленький шанс!
– Ну посмотрите на него, – воскликнула Массандра. – Как он серьезен! Он отвратительно серьезен.
Я снова взглянул на несчастного зомби, у которого в жизни случилось, кажется, все, что могло: и падение с Регализации, и коварный реагент, и даже публикация была. И что с ним стало теперь? Пена изо рта, глаза, лишенные осмысленности, трещины по телу, землистое лицо. Намордник, руки за спиной, комкающие рукопись. Да уж… Он действительно был серьезен. И отвратителен.
– Вы же понимаете, если мы его пустим… – начала женщина. Можно было не продолжать. Но она продолжила: – И что же, мне самой подаваться в реагенты?
– Ничего, мы справимся! – прервал ее Коктебель. – Правда ведь?
– Правда, – уверенно ответил я. – Держитесь!
Я видел, как желтые и грязные руки с отлупившимися ногтями и висящими на оголенных жилах пальцами тянутся в окно. Мужчина нещадно бил их книгами, дробовиком, наматывал ярко-красное жало на руку и ударял головы атаковавших об угол окна. Головы крошились, из них вытекала мутная жижа, заливала бумагу.
– Опубликуй! – не унимались остальные. – Опубликуй!!!
Дело становилось плохо. Я не хотел погибать за этих людей и их «старые» Башни, «новые», Юниверсумы, Планиверсумы. Но я оказался заперт тут. Все, что мне оставалось, – сильнее прижимать к себе лампу. Вдруг ее заметят? Вдруг с ней не тронут?