Севастополист

Пока я пробирался между телами, завибрировал вотзефак.

«Замучали зомби? – писал Инкер. – Тогда тебе пора к нам!»

И снова эти желтопузики в конце каждого слова! Но того, кто только что отбивал атаку зомби, ими вряд ли можно было развеселить.

«Тут странные люди, – продолжил Инкер. – Один такой лысый, и с ним бородач. Я спасался от зомби, и они пустили к себе. Знаешь, что удивительно? Они передают тебе привет! Вы что, знакомы?»

«Куда идти?» – напечатал я. Не было сил юморить, подкалывать Инкера, писать, как я рад ему – а я был, конечно, рад. Но тут же понял, что и этот короткий вопрос был зря. Ведь я знал правила Башни и многократно испытал их на себе: когда ей нужно, она выведет сама.

Главное – чтобы Ей было нужно.

Заговорщики

У заговорщиков я пробыл долго. Впрочем, о том, что они заговорщики, я узнал много позже – ведь, наверное, плох тот заговорщик, что представляется им при первом знакомстве? Наше знакомство было вторым, но при первом, возле социального лифта, я мало что мог понять о них и еще меньше – рассказать о себе. Встретив их снова, я не был так плох, как в тот раз, но после битвы с зомби сил оставалось только на то, чтобы спросить этих гостеприимных людей, где у них можно лечь.

Я уснул быстро, сложней оказалось проснуться. Вернее, понять, что я наконец проснулся.

Течение жизни в этом новом помещении, куда меня завел лабиринт Башни, оказалось вязким и тяжелым, воздух словно вдыхался с усилием, а простые движения – присесть, наклониться, взмахнуть рукой – давались сложнее, чем обычно. Все, что происходило, помню урывками. Быть может, сами события, что бесконечно повторялись и воспроизводили сами себя, и не были предназначены к тому, чтобы запомниться. Вначале я чувствовал только отдых и счастье, что безумие, которым все отчетливей стало отдавать мое путешествие по этому уровню, утихло, отступило, что я оказался среди людей – спокойных, не внушающих ни страха, ни тревоги. Если быть откровенным, то событий и вовсе не было, и я меньше всего хотел, чтобы они начались.

Вначале мне было хорошо. Я вволю отсыпался, набирался сил, а просыпаясь, видел их. Ничего не говорил, сидел. Шатаясь, пытался пройтись. Они сидели молча, перелистывая страницы пыльных книг, и лишь изредка поднимались, чтобы подойти к полкам и сменить книгу. Иногда кто-то из них тихо кашлял, иногда они о чем-то тихо спорили, и под этот их тихий мирный спор я засыпал. И даже не видел снов.

Для меня эти ребята так и останутся Лысым и Бородатым, хотя они назвали имена: первого звали Судак, а второго – Джанкой; но Лысый любил называть его коротко – Джа, что, похоже, нравилось обоим. «Братья Саки», – подытожили они.

– Вы что, и вправду братья? – удивился я. Сложно было найти более непохожих друг на друга людей.

– Братья, – они загадочно улыбались.

Чтобы описать, как я гостил у них, лучше всего подошел бы журнал воспоминаний, но я не вел таких журналов. Пусть это будут просто обрывки памяти, штрихи, оставшиеся в ней. Ведь я же не роман пишу, я не один из тех безумцев, в чьем иссушенном мозгу тлеют угли Юниверсума. Я просто жил, я шел, и этот рассказ – мой путь. Нигде не приврал, ничего не выдумал – я его прожил. Что-то стерлось из памяти, но чутье подсказывает: это я еще легко отделался.

Сложно даже представить, сколько высадили грядок добрые и трудолюбивые севастопольцы, сколько скоротали небосмотров, пока я просыпался, вел долгие беседы с этими людьми, а часто молчал, листая непонятные мне книги, и все больше погружался в зыбкую дремоту, переходящую в новый глубокий сон. Я удивляюсь, как мне удалось не застрять у них, не остаться там, с ними, забыв, кто я такой, откуда пришел и куда собирался дальше. Пребывание здесь было постоянным туманом – похожим на тот, какой мы встречали в Севастополе возле моря, если приезжали к нему, едва проснувшись, по пустому еще городу… Хотя ни я, ни кто-то из хозяев не курили здесь куст, не пили тех странных коктейлей, которыми был полон уровень Потребления. В руках хозяев – и моих – появлялась лишь бесцветная вода, настолько чистая и прозрачная, что сквозь нее я отчетливо видел окружавший меня мир.

Что же было в нем, этом мире? Несколько залов, отделенных друг от друга только перегородками – но значительно более массивными, чем те, которые я встречал здесь ранее. Многие были с задними стенками и дверцами, а вдоль стен стояли настоящие шкафы, за стеклами которых хранилось такое множество книг, которое я и не мог себе вообразить.