Севастополист

– В верховьях великой реки жил-был старый учитель. К нему приходили ученики с вопросами о жизни и всегда получали ответы, полные мудрости. И вот пришел один ученик и говорит: учитель, объясни мне, в чем отличие умного от дурака?

– Что ж, неплохо… – Толстяк кивал головой, изредка перебивая меня.

– Десять отличий успешного человека от неуспешного. Первое. Значит, как там… Одни не ставят задач, а другие ставят. То есть наоборот, конечно: одни ставят, другие нет.

Гурзуф с Форосом позади него улыбались белозубыми улыбками, качали головами и поглаживали свои палки. Вот и еще одна притча кончилась, я рассказал еще и еще… Я уже потерял счет притчам.

– Ладно, – сказал Партенит примирительно и протянул мне бумагу с ручкой. – Подпишите.

Я поставил свою закорючку как раз где-то возле «не ходи с кривым лицом». Решетка поднялась и спряталась в проеме потолка.

– Больше так не живите, – сурово сказал директор Полпоза. – И не думайте.

Я кивнул.

«Блестящие» проводили меня до лифта, и, когда мы уже прощались, Форос, поигрывая в руках красной палкой, вдруг спросил:

– Вопросы есть?

– Есть, – ответил я, стоя в кабине лифта. – Небо вашего уровня. Почему оно коричневого цвета? Оно что, ненастоящее?

Гурзуф с Форосом переглянулись, и я, дабы не испытывать судьбу, скорее нажал красно-черную кнопку, чтобы больше их не встретить в своей жизни.

Что бы ни случилось.

Бесстыдство

Оставшись в одиночестве, я чувствовал себя очень злым. Коктейли Хрусталки действовали странным образом, совсем не как те, что я пробовал в Супермассивном холле. Они то «накрывали» меня своими ураганными волнами, и я останавливался, чтобы прийти в себя и вновь начать видеть реальный мир, то исчезали, словно я и не пил ничего, никак не напоминали о себе. Я признавался сам себе, что с удовольствием хлебнул бы их еще, но было страшно попасть под их влияние, и я убеждал себя, что больше ни за что не стану повторять эксперимент.

Конечно, я вышел из лифта совсем не там, где меня затолкали в него «блестящие». Места вокруг подозрительно напоминали те, что были возле села – я объяснял эти метаморфозы гибкостью пространства Башни, к которому привык. Но вот найти ему разумное объяснение, конечно, не мог.

Была и еще одна особенность. При повторе пространства в знакомых декорациях обязательно появлялось что-то новое. Именно в тот раз я впервые увидел лампоприемник. Едва я свернул на проспект из коридора, как обнаружил большой металлический ящик. Он стоял в самом центре проспекта, недалеко от движущейся лестницы, и издалека напоминал все тот же Преображариум, но огромная светящаяся надпись выдавала его настоящее предназначение:

ПРИЕМ ТАРЫ.

Правда, этот ящик был во много раз больше Преображариума, и люди были вынуждены обходить его. Но нашелся и тот, кто пришел к самому ящику. Когда я понял, что происходит, я испугался даже подойти поближе, рассмотреть. Настолько страшным показалось таинство, которое я увидел, – таинство избавления от лампы. Плохо выглядящий человек со спутанными длинными волосами неуверенно вставлял лампу в отверстие – сначала не той стороной, потом долго не мог решиться, отходил, возвращался, разговаривал сам с собой. «Он намерен избавиться от своей миссии, – думал я. – И больше не возвращаться к ней. Он никогда не узнает, что могло его ждать наверху». Мне было жаль этого человека и страшно за него. Страшно, что он сам не понимал своего ужаса.

Я пережил здесь падение, мне было плохо, меня задерживали и преследовали – но мне еще не доводилось видеть зрелища страшнее. Аппарат, довольно урча, проглотил лампу и засиял всеми цветами. Человек не стал счастлив после того, что он сделал. Нельзя было сказать, что на его лице читалось отчаяние, но я не заметил и радости, облегчения. Он постоял, почесался и пошел дальше. Казалось, что при всех не слишком длительных сомнениях он совершил этот ритуал походя, в череде других дел. Избавился от лампы и пошел – теперь я знал, что здесь бывает и такое.

Сперва мне хотелось пройтись вслед за ним, посмотреть, как собирается жить человек, который только что сдал лампу, куда он пойдет, что будет делать. И я даже пошел, но меня отвлек вотзефак.

«Я хочу встретиться. В последний раз. Это ведь можно?»

Уже прочитав сообщение, я посмотрел, от кого оно. И, признаюсь, вздохнул с облегчением – это была не Фе: пусть уж лучше молчит, чем предлагает что-то в «последний» раз. А хотела встретиться, конечно, Евпатория.

«Почему в последний?»

«Знаю, что ты пойдешь дальше», – ответила девушка.

«Я еще сам не знаю, – ответил я честно. – У меня такое творится».

«И у меня творится, – написала она. Но я подозревал, что мы думали о чем-то разном. – Все-таки хочу встретиться».

«Но как? Здесь нет никаких ориентиров. Где?»

«Мы встретимся у тебя», – написала Тори.

«У меня? А как ты сможешь попасть ко мне?»

«Я за тобой следила, когда мы все расходились. Это неправда, что мы не могли идти вместе. Мы могли бы идти вместе и все равно нашли бы село».

«Да ты опасна!» – набрал я и присвистнул.

«Встреться со мной», – попросила Евпатория, и мне показалось, что я слышу ее голос.