Севастопольская страда [СИ]

Об этом же Манштейну напомнил и фельдмаршал Бок, в тактичной форме прусского офицерства поторопивший командующего 11-й армии в скором решении его проблем.

— Я могу согласиться с тем, чтобы вы возвратили мне самолеты Рихтгофена к 27 июня, вместо предписанного Кейтелем 20 июня. Мы все прекрасно понимаем как вам трудно, но это самый крайний срок, Эрих.

Чувствуя, как отпущенное ему время стремительно сокращается, Манштейн попытался с максимальной пользой использовать авиацию VIII-го корпуса. Стремясь плотнее затянуть блокадную петлю на горле Севастополя, он потребовал от Рихтгофена увеличить число самолетов в воздухе.

Вместо привычных двух-трех пар истребителей патрулирующих морские подступы к крепости, в воздух было поднято десять-двенадцать машин. Вместе с этим было вдвое увеличено число бомбардировщиков, готовых в любой момент вылететь на перехват и уничтожение идущих к Севастополю кораблей.

Также, по личной просьбе командующего, летчики усилили свои удары по аэродромам противника, в особенности по аэродрому расположенному на мысе Херсонес. Там, по донным разведки и показаниям перебежчиков, находились так надоевшие Манштейну самолеты У-2.

Лучшему уму германской военной мысли надоело получать мелкие, но болезненные уколы для своего самолюбия и он решил решить эту проблему кардинально.

— Хорошо, я согласен увеличить награду за каждый сбитый ночной бомбардировщик противника до двух тысяч марок и недельный отпуск домой, — приказ Манштейн полковнику Буссе во время составления очередного приказа по армии. — И это независимо от того, будет он уничтожен огнем с земли или в воздухе самолетами, главное чтобы их уничтожили. Если же ударами с воздуха, эти аэропланы будут уничтожены на земле, то отличившийся пилот, кроме всего указанного немедленно получит Железный крест 1 класса.

Желание получить высокую награду из рук командующего, деньги и недельный отпуск сильно подстегнуло молодых пилотов к действию. По несколько раз в день, они атаковали аэродром, но каждый раз добиться желаемого результата им мешали прикрывающие его зенитки.

Особенно мешало работать германским асам зенитная батарея, получившая у севастопольцев название «Не тронь меня». Установленная прямо в море на затопленном отсеке недостроенного корабля вблизи мыса, она надежно прикрывало доступы, как с воздуха, так и со стороны моря. Раздосадованные пилоты, следуя давней германской традиции, торжественно давали так называемые «обеты крови», но дело не двигалось с места. Ангары остались в целости и сохранности, как и находившиеся в них кровожадные «валькирии».

Примерно такое же поветрие «клятвы на крови» охватило солдат и офицеров 25 дивизии, чьи соединения штурмовали в этот день форты. Правда в отличие от своих предков жертвовавших ради победы часть своей плоти, саксонцы и баварцы ограничивались лишь ритуальными порезами на руках и громкими словами, но делали это рьяно и истово.

Напоенные решимостью отомстить за недавно погибших товарищей и двойной порцией шнапса, солдаты 30 полка дружно бросились на штурм укреплений форта «Максим Горький», до высоких башен которого было рукой подать.

— Вперед, вперед! Сегодня мы свернем эту чертову голову — подбадривал солдат своей роты капитан Ходим и они уверенно бежали в атаку. Первыми двигались нагруженные взрывчаткой саперы, которым предстояло подорвать часть оборонительного вала форта и открыть дорогу пехотинцам.

Ловко пробираясь между многочисленными воронками они достигли косогора и несмотря на яростный огонь защитников батареи стали взбираться вверх.

Им оставалось совсем чуть-чуть, чтобы добраться до нужно точки и заложить заряд, когда прогремел страшной силы взрыв. Наткнулись ли они на мину заложенную коварными русскими на их пути или шальная пуля попала в находившийся у них заряд, так и осталось тайной. В одно мгновение шесть героев саперов отправились в Валгаллу пировать в светлых чертогах Одина, но этим потери славных тевтонов не ограничились.

Строя свои укрепления, хитрые азиаты создали массу подлых ловушек, в которую попал взвод лейтенанта Шомбле. Укрывшись в небольшой низине, они чувствовали себя в относительной безопасности от вражеских пуль, но не смогли уберечься от лавины камней, щебня и песка, что обрушился на них после взрыва.

Все это произошло так стремительно и неожиданно, что двадцать три солдата угодившие под этот смертельный обвал так ничего и не поняли. Напрасно оставшиеся в живых шестеро солдат и командир пытались спасти своих товарищей, принявшись голыми руками разгребать этот ужасный завал. Все кого они смогли извлечь, не подавали признаков жизни, а о судьбе тех, кто находился в самом низу, можно было только с содроганием догадываться.