– Ваше Императорское Величество, – со всей возможной вежливостью сказал Серегин, – и вы, Ваше Императорское Высочество и Ваше Сиятельство. Позвольте представить вам православного священника отца Александра, который наделен особой благодатью. Ибо именно через него с нами разговаривает Творец Всего Сущего, когда ему требуется нам что-то сообщить. Кроме того, он действительно очень хороший священник, способный успокоить самую мятущуюся душу.
Конечно же, меня весьма угнетали сведения, доходящие до нас из-под Севастополя – о сплошных неудачах и непрерывном мартирологе потерь. Только это и было предметом разговоров в свете; все мои знакомые, в том числе и на «четвергах», говорили лишь об этом… Но я не придавала этим разговорам особого значения, прекрасно зная, что такое людская молва. Есть такая мудрая русская поговорка: «делать из мухи слона» – тут она казалась мне как раз к месту. Я была уверена, что Россия вот-вот соберется с силами и вышвырнет наглого захватчика со своей земли. Как и многие другие, я ждала, что будет дальше, надеясь, что очень скоро все прояснится. Естественно, ход событий в Крыму меня не радовал, но я продолжала верить и надеяться на лучшее. И вот сегодня утром по электрическому телеграфу из Берлина, со ссылкой на источники в Париже, поступило сообщение, что господа коалиционеры потерпели под Севастополем серьезную неудачу…
Когда августейший племянник Александр вызвал меня к себе, причем на пару с графом Орловым, у меня возникло предчувствие, что произошло что-то совсем необычное. Несомненно, император собирался обсудить весьма серьезное дело. Я старалась предугадать, о чем пойдет речь. Собственно, я почти не сомневалась, что предметом беседы станут загадочные события в Севастополе… Что ж, возможно, я получу от императора больше сведений об этом, и, конечно же, ознакомившись с подробностями, смогу дать свой совет.
Но все оказалось несколько не так, как я предполагала. Заходя в кабинет императора, я еще не знала, что очень скоро меня ждет настоящее потрясение… Первым делом, как и следовало ожидать, Александр Николаевич поведал подробности происходящего в настоящий момент под Севастополем. В своей речи он делал упор на существование могущественного союзника, и еще более – на загадочное происхождение этого союзника. Он дал нам ознакомиться с рапортом князя Васильчикова, где сообщались просто невероятные вещи… Я дивилась все больше, и, пожалуй, впервые в жизни испытывала сильнейшее замешательство. С чем-то подобным, то есть явно иррациональным, мне прежде сталкиваться не доводилось. Я никогда не увлекалась спиритизмом, гаданиями и прочими богопротивными делами. И вот теперь я из уст самого императора слышу, что произошло некое чудо (иначе и не скажешь)… Разумеется, я не могла принять всего этого на веру – вот так, с ходу, без убедительных доказательств. То, о чем поведал Александр Николаевич, представлялось этаким ребусом, который требовалось непременно разгадать. Личность того, кто называл себя Артанским князем, представляла несомненный интерес, кем бы он ни оказался в итоге. Меня крайне смущало то, что он самоуверенно называет себя посланцем Творца… Остальное, что касалось этого «посланца», было хоть и крайне невероятно, но дьявольский промысел в этом явно не усматривался. Да и оснований не верить князю Васильчикову не было, разве что этот достойный муж оказался под влиянием сильного магнетизера. Впрочем, едва ли последнее соображение было состоятельным…
Видя, что и сам Александр Николаевич в замешательстве, я не показала и виду, что также растеряна. Граф Орлов, очевидно, чувствовал то же самое, но по его непроницаемому лицу почти ничего нельзя было сказать – он был настоящим профессионалом и никогда не выдавал свои эмоции. Разве что легкий скепсис просвечивал сквозь суровые черты шефа жандармов.
Пока Орлов знакомился с рапортом, я взяла в руки дагерротипии. Чтобы составить впечатление о человеке, мне достаточно было взглянуть на его лицо; я практически никогда не ошибалась. Конечно же, изображение – это не совсем то, что живой человек, но все же и в этом случае можно многое сказать. Тем более что эти дагерротипии были совсем не похожи на привычные мне: они были цветные! И к тому же очень отчетливые. И это было поразительно уже само по себе.