Где-то в темноте залаял койот, когда он быстро шел вперед, горя желанием кого-нибудь убить. Ну, даст Бог, когда-нибудь этот день все-таки наступит.
Чарльз думал, что этот человек уже ничем не сможет его потрясти. Как же он ошибался…
Значит, слухи о сексуальных предпочтениях капитана были не преувеличены. К тому же, как выяснилось, ненависть нисколько не мешала его странным вкусам, которые могли проявиться под влиянием сиюминутного настроения или количества выпитого – в зависимости от того, что оказывалось сильнее. Это невероятное открытие только довершило для Чарльза тот отвратительный портрет безумца, который уже сложился в его голове.
Освещенная лампой комната внезапно показалась ему ужасно тесной. Он наскоро переоделся, вышел из казармы и быстрым шагом пошел в конюшню проверить свою лошадь. В ночной тишине раздавалось уханье сов, доносимое весенним ветром, и негромкие крики караульных, окликавших друг друга. Постепенно привычные звуки гарнизона успокоили его.
Возле конюшни он остановился и стал смотреть на звезды. В воздухе висел густой запах сена, навоза и конского пота, и Чарльз сразу почувствовал себя лучше. Теперь он точно знал, что этот запах навсегда будет связан для него с армией и с Техасом – то есть всем тем, что он уже успел полюбить.
Снова подумав о Бенте, Чарльз, к своему удивлению, испытал неожиданную жалость к этому человеку. Как это должно быть ужасно – существовать в плену жирного неуклюжего тела, да еще когда неотвязчивые червячки безумия постоянно вгрызаются в твой рассудок. И вдруг, словно не позволяя состраданию полностью завладеть им, он сурово оборвал сам себя: «Как можно жалеть того, кто наверняка захочет тебя убить, когда протрезвеет!»
Эта мысль сразу вернула его к реальности. Он должен быть начеку, пока новые назначения, неизбежные в армии, не разведут их с капитаном в разные стороны. Надо только немного подождать, и ожидание обязательно будет вознаграждено. Чарльз еще раз глубоко вздохнул, наслаждаясь запахами техасской ночи. И, входя в конюшню, он уже весело насвистывал.
Глава 50
Все лето и осень Орри с тревогой наблюдал за тем, как идея сецессии распространялась в настроениях людей, словно эпидемия. Хантун разъезжал по всей Южной Каролине и по соседним штатам и выступал перед толпами людей – в церквях, на пикниках и в залах собраний. Он настойчиво добивался членства в Африканской ассоциации трудовых ресурсов, которая была создана для возобновления работорговли. Он продолжал настаивать на создании отдельного южного правительства, ссылаясь на любые доводы – от фразы Сьюарда о «неотвратимости конфликта» до аргументов, почерпнутых в небольшой книге Хинтона Хелпера, о которой, разумеется, никогда не упоминал.
Орри восхищался энергией своего зятя, но не его взглядами. Эштон, которая всюду следовала за мужем, восхищала его не меньше.
Некоторые события осени удивили Орри. Они были, казалось бы, несопоставимы и в то же время очень важны. В Колумбии сенатор Уэйд Хэмптон умолял законодательное собрание штата не выходить из Союза. При этом он также возражал против возобновления ввоза рабов из Африки. Его высказывания напечатали все газеты, а плантаторская аристократия штата с презрением произносила его имя. И в то время как его личная популярность стремительно таяла, Хантун завоевывал все новые очки.
Купер разрывался между делами Демократической партии и верфью на Джеймс-Айленде. Он уверял, что строительство «Звезды Каролины» начнется в начале будущего года. Орри решил лично доставить эти новости Джорджу. Он скучал по своему лучшему другу и очень хотел повидаться с ним.
Когда о его планах узнала Бретт, она тут же стала упрашивать брата взять ее с собой в надежде, что из Пенсильвании он проводит ее до Сент-Луиса, где она могла бы встретиться с Билли. Орри вовсе не обрадовала перспектива столь длительного путешествия, но он понимал чувства сестры и после небольшого препирательства сдался.
Однако уже скоро он пожалел о своем решении. Когда в Северной Каролине им пришлось делать первую пересадку, Орри спросил у служащего на станции о расписании.
– Нету его у нас, – буркнул тот с гнусавым деревенским выговором.
– Тогда не могли бы вы, по крайней мере, сказать, когда наш поезд прибывает в…
Но служащий, не дослушав его, отвернулся в своем окошке и так ничего и не ответил.
Орри вернулся к скамье, где сидела Бретт.
– Похоже, здесь не любят вопросов, – сказал он. – А может, им просто не нравятся южнокаролинцы.
В Северной Каролине было много противников рабства, и служащий, возможно, узнал акцент Орри.
На следующей пересадочной станции носильщик-негр – из освобожденных рабов – умудрился уронить один из саквояжей Бретт, причем именно тот, где лежало несколько хрупких подарков для Хазардов и с которым Бретт попросила быть поаккуратнее. Случилось это, когда негр снимал саквояж с верхней полки. Бретт, чуть не плача, развернула стеклянного пеликана, которого она купила для Констанции. Фигурка разбилась на три части.