Сокрушенно качая головой, Орри сел за стол, чтобы хоть немного успокоиться. Чарльз объявил, что хочет прогуляться к речному причалу.
– Прежде чем уйти, – сказал ему Орри, доставая из ящика стопку бумаги, – позови ко мне Каффи, пожалуйста. Хочу отправить записку в Резолют.
– Ладно. Надо бы выставить несколько человек в караул. Когда Фрэнсис Ламотт узнает, что Билли сделал с его сыном, к нам могут нагрянуть гости. Ты не будешь против, если мы кое-кому из рабов на несколько дней выдадим мушкеты?
– Не буду.
– Тогда займусь этим.
Чарльз вышел, и вслед за ним из комнаты выплыла легкая волна сизого дыма.
Орри задумчиво смотрел на чистый лист бумаги. Всего год назад подобная ссора с сестрой показалась бы ему просто немыслимой. Но сегодняшний день стал еще одним доказательством того, на какую опасную дорогу вступила их семья.
На самом деле Орри никогда особенно не любил Эштон, хотя и редко признавался себе в этом. А еще он понял, что в ней кроется какая-то безжалостная разрушительная сила, больше свойственная мужчинам. Один Бог знает, какие дьявольские заговоры они с мужем начнут строить в Монтгомери.
Вскоре, размышляя об этом, он снова почувствовал гнев на всех этих Хантунов, Ламоттов и других безрассудных людей, ввергших Юг в смятение и хаос. Часть этого гнева выплеснулась в те слова, что он начал быстро писать на листе.
Через пять минут письмо было закончено, и Каффи отправился к соседям верхом на муле, с письмом и пропуском. Орри сам вышел его проводить. Было уже темно, начинался легкий дождик. Когда Каффи скрылся из вида, Орри вернулся в дом.
И едва не вскрикнул от неожиданности. На верхней ступени лестницы в мерцающем свете ламп стояла Мадлен и смотрела на него.
Джастин крепко держался обеими руками за подлокотники кресла, втискивая в ботинок левую ногу. Скорчившийся на полу раб, который возился с обувными крючками, заметно нервничал, и не без основания. Весь вечер хозяин Резолюта пил, орал и пугал близких, ожидая появления своего брата.
Голова Джастина была обмотана длинной полосой марли, закрывавшей уши и макушку и завязанной под подбородком. Марля скрывала швы, наложенные доктором Саппом. Виски помогал заглушить боль, которая, как заверял Джастина доктор, пройдет уже через день-другой. А вот шрам, сказал он, останется на всю жизнь, и, скорее всего, весьма заметный.
Услышав стук копыт на дороге, Джастин сделал еще одну попытку, крякнул и наконец впихнул ногу в ботинок, заодно пнув раба. А потом с громким топотом направился в холл.
В полукруглое окно над дверью проникал свет сосновых факелов, которые держали всадники. Когда дверь резко распахнулась, факелы задымили. Фрэнсис решительно вошел в дом. Джастин глянул ему за спину и обнаружил, что дождь усилился.
– Дай мне немного времени, – с порога заявил Фрэнсис, – я выберу трех черномазых, которым можно доверить мушкеты, и мы будем готовы.
– Ладно, – кивнул Джастин. – Мы вернем эту шлюху домой еще до рассвета.
Фрэнсис вытер платком мокрое лицо.
– Не думал, что она для тебя так много значит.
– Ничего не значит. Но задета моя честь! Моя репутация… А это еще кого черт принес?
Услышав стук копыт, они выбежали из дому и в круге дымного света увидели Каффи верхом на муле. Пропуск висел у раба на шее, из-за сильного дождя буквы на нем расплылись и поплыли тоненькими синими ручейками. Каффи спрыгнул с седла, уважительно снял потрепанную касторовую шляпу и протянул Джастину сложенный бумажный лист, запечатанный восковой печатью.
– Это для вас, мистер Ламотт, – сказал он.
Джастин схватил письмо. Каффи догадывался, что новости в письме не слишком радостные, поэтому сразу вернулся к мулу, снова взобрался в седло и торопливо уехал.
– Сукин сын… – прошептал Джастин, не прочитав и двух строк; лицо его побагровело, приобретя цвет спелой сливы. – Проклятый самонадеянный сукин сын!
Заметив взгляд Фрэнсиса, он резко повернулся и ушел в дом, чтобы скрыть свой испуг. Брат поспешил за ним. В холле он взял письмо из руки Джастина, поднес его к лампе на стене, там, где недавно висела сабля, и прочел от начала до конца, качая головой.
– С чего это вдруг Мэйн приютил твою жену? – спросил он.
– Ты что, совсем идиот, Фрэнсис? Этот мерзавец ненавидит меня! Он всегда меня ненавидел! И не нашел ничего лучше, как унизить меня перед всеми соседями!
– Он пишет, что, если ты сунешься на его землю, он тебя убьет. – Фрэнсис сложил письмо. – Ты в это веришь?
– Нет.
– А я верю. – Фрэнсис чуть помолчал, а потом с тревогой добавил: – Наплюй ты на нее! Никакая женщина не стоит того, чтобы отдавать за нее жизнь. Женщины – это ведь как разные добавки в джине. Вкус вроде другой, а результат тот же. То, что ты можешь получить от одной, ты с тем же успехом получишь и от другой.
Грубое сравнение понравилось Джастину. Да, он с большим удовольствием отомстил бы Мадлен за ее дерзкую выходку, как и Орри – за это унижение. Но ему совсем не хотелось оповещать всю округу о том, что от него сбежала жена. И уж точно не хотелось увидеть ружье Орри возле своего носа.