Северная столица

И все – и в близких креслах, и в ложах, и в далеком райке – увидели бледность ланит Семеновой. А ведь она неподвижно лежала!..

Но вот, придя в себя, она нашла силы говорить.

Царь!..

В классически законченной позе повернула Семенова классически прекрасную свою голову.

Царь!..

И, поддерживаемая руками прислужниц, привстала…

…никогда я зреть без страха не моглаВеличья твоего священного чела.

Неприметным жестом сдернула царица с плеч черную шаль – и предстала вся в белом, в длинной, белой тоге, ниспадающей мягкими складками к ногам, – величественная, стройная, прекрасная…

В ее устах тяжелые строки Катенина прозвучали легко. Ее декламация была напевной, как было принято, она то понижала, то повышала голос, сильно растягивая окончания строк и подчеркивая рифмы.

…С такою благостью к рабе своей взираетИ сердце ей во власть с любовию вручав т…

И настал решительный момент. Она подалась вперед, классически стройная ее нога напряглась под тонкой тканью – как на античных статуях под мраморными складками одежд, – а голос зазвучал всеми переходами от пронзительного шепота до громоподобных восклицаний.

Я важную мольбу должна тебе принесть…

В какое мгновение это произошло? В какое мгновение молчание на сцене сделалось молчанием всего зала?..

От ней, о государь, жду щаcтья иль мученья.

И зал почувствовал громадность ее решения. Нет, недаром о ней говорили: она откровением души отгадала тайну драматического искусства!

О царь, коль милость я снискала пред тобой…

Нет, недаром превозносили ее владычицей сцены!

И опять начался массовый гипноз, истерия, неистовство, фурорное хлопанье.

О театр! Какие мгновения счастья знал здесь Пушкин! Театр! Он знал все его постановки, весь его репертуар, всех его актеров, все его закулисные истории. Он знал его восемь крылец, шестнадцать выходов, его ярусы, актерские, репетиционные, запасные помещения, даже водохранилище с мехами и насосами, даже колосники в верхнем отделе сцены, даже горницу под потолком для зажигания и спуска, при помощи особой машины, люстры… И всю театральную жизнь от утра и до вечера во все часы дня и уж конечно перед открытием: за два часа до спектакля приходят машинисты, бутафоры, портные, за полтора часа – освещаются входы и переходы, за час – спускается люстра, за полчаса – открываются ложи, за четверть часа – музыканты занимают свои места… И условный театральный язык – отпуска по болезни ног и повестки, и условные знаки, которыми во время действия обмениваются с поклонниками в зале, и густую сеть интриг, в которую вплетены все и которую нужно знать, потому что Шаховской враждовал с Катениным из-за Сашеньки Колосовой, отставшей от него и перешедшей под руководство Катенина, но старшая Колосова в дружеских отношениях с петербургским гражданским губернатором Бакуниным, и с этим приходится считаться, но князь Шаховской поддерживал дружбу с петербургским военным генерал-губернатором Милорадовичем, а это было еще существеннее, но директор театров князь Тюфякин враждовал и с графом Милорадовичем и с князем Шаховским, а Гнедич выступал против чердака – он руководил Семеновой, которой прежде руководил Шаховской, а Катенин хоть и враждовал с Шаховским, но объединялся с ним в вражде против арзамасцев и всей новой школы…

Занавес опустился, золотое шитье Триумфальной арки переливалось волнами.

Пушкин бросился к новым своим друзьям – к тем, которые составили общество. Нужно было обсудить каждую мелочь, каждую подробность – все было важно…

Спектакли в театре длились от шести до девяти часов вечера. После спектаклей начиналось общество.

IV

Не вызывай меня ты болеК навек оставленным трудам,Ни к поэтической неволе,Ни к обработанным стихам.Что нужды, если и с ошибкойИ слабо иногда пою?Пускай Нинетта лишь улыбкой

Любовь беспечную моюВоспламенит и успокоит!А труд и холоден и пуст;Поэма никогда не стоитУлыбки сладострастных уст.«Тургеневу»

Но в утренние часы он упорно работал над огромной своей поэмой…

Как удачно им выбран стихотворный размер – четырехстопный ямб! Ломоносову он служил для громозвучных победных од, а в его руках – для легких, игривых сцен, для шуток и вольных отступлений в духе Вольтера…

Как удачно, что он не связал себя строгим историческим сюжетом, – вымышленные лица давали волю фантазии, одного героя он оставлял ради другого, и действие переносил с места на место.