С высоты люди не могли хорошенько разглядеть части растерзанной туши. Они принадлежали вовсе не Машутке. Иная трагедия разыгралась на этой таёжной опушке. Здесь стая волков настигла и зарезала лосиху. В самый разгар пиршества, когда голодные звери заглатывали куски тёплого мяса, а нахальные северные вороны прыгали совсем рядом, долбили необглоданные кости, послышался нарастающий вертолётный гул. Волчья стая была пуганая. Звери знали, что этот глухой рокочущий звук несёт им смертельную опасность. Их не однажды били с вертолёта и с борта «Аннушки». Поэтому они скрылись в тайге. Но едва гул двигателя громовым раскатом пролетел над опушкой, волки опять набросились на добычу.
А Машутка была ещё жива. С пенной мордой, влажно блестящая от обильного пота, окутанная клубами пара, она бежала из последних сил прочь от когтистой смерти. Жизнь её висела на волоске.
По мелкокаменистой речной косе, покрытой неглубоким слоем снега, лошадь бежала быстрее медведя, но, когда копыта начинали проваливаться в марь, Потапыч настигал кобылицу: лапы у него широкие, мягкие, в топь не уходят. Казалось, ещё секунда — и огромная мохнатая торпеда догонит свою жертву, мощным ударом лапы перебьёт ей хребет. Но в последнее мгновенье Машутке удавалось оторваться от преследователя. Звери хрипели от немыслимого напряжения, чудовищной усталости. Только чудо могло спасти Машутку: медведь был дома, в тайге, а дома, как известно, и стены помогают…
Но лошадь спасло не чудо. Её спасла собственная сообразительность. Сама не желая того, она забежала в небольшое, но топкое, заросшее кочками озерцо, скрытое под снегом. Ноги пробили трясину, провалились выше коленных суставов в ледяную воду. Тогда Машутка легла на спину, с трудом выдернула из вязкой, вонючей жижи ноги. Поняла: иначе потонет. Повернула морду в сторону преследователя. Медведь выскочил к озерцу и увидел лежавшую живую добычу, лишённую возможности передвигаться. Громкий радостный рёв огласил тайгу. С ходу он заскочил в трясину, разбрызгивая пузырящуюся жижу, стал пробираться к лошади.
И вот кобылица — пуды живого, вкусно пахнущего мяса — рядом. Громадная когтистая лапища потянулась к открытой шее. И здесь Машутка точным, выверенным ударом переднего копыта с полустёртой подковой нанесла противнику страшный удар в череп. Ударила — и тотчас покатилась, переворачиваясь, в противоположную сторону. И катилась до тех пор, пока не достигла берега, не ощутила надёжную твердь.
А неудачливый охотник тем временем зашёлся в нескончаемом рёве. Ему б пересилить боль, скорее выбраться из трясины… Но нет, продолжал реветь, биться, по-человечьи зажав окровавленную голову передними лапами. Трясина быстро затягивала его. Замолк он лишь тогда, когда по плечи скрылся в озере-ловушке. Выбросил лапы, схватил ближайшую кочку, рывком попытался выбраться из мари. Кочка с утробным чавкающим звуком ушла в озеро. Вместе с ней утонул и медведь. Под слоем вязкой мари раздался короткий рёв, затем он оборвался, послышались булькающие звуки, и на поверхность, лопаясь, начали всплывать большие пузыри.
Вымазанная с головы до ног липкой жидкой грязью, Машутка постояла возле озерца, глядя на пузыри, затем неспешно затрусила прочь.
К вечеру лошадь пришла к стоянке отряда. Взору её предстал палаточный скелет — каркас, сваленные в кучу порожние консервные банки, пустые фанерные ящики из-под продуктов.
Машутка тревожно заржала. Затем встала на своё обычное место под лиственницей, на стволе которой болтался обрывок верёвки.
Она ждала возвращения людей. Но минула холодная ночь, короткий сверкающий день, и опять минула ночь, а люди всё не приходили. Изредка лошадь призывно ржала. Но и это не помогало: бородачи будто сквозь землю провалились.
Когда Машутка бежала, спасаясь от медвежьей погони, она слышала тяжёлый гул двигателя. В геологических партиях лошадь работала третий сезон подряд и знала, что появление грохочущего, резко пахнущего чудовища связано с двумя событиями: отъездом и приездом.
По весне лошадей и людей машина забрасывала в тайгу, а осенью вывозила.
Отсутствие людей, вид покинутой стоянки, вертолётный гул…