Северный лес

Они бежали. Поженились они в тени ветвей, произнесли обеты у подножия дуба. На стволах деревьев – грибы величиной с седло. Свидетелями им были серые птицы, красные змеи, рыжие тритоны. Цикады осыпали их цветами. От папоротников, по которым они ступали, поднимался запах сена. Мир наполняли шум, жужжание, рев.

Они бежали. Последние фермы позади, теперь только лес. Они шли индейскими тропами через рощи, опустошенные пожаром, под зелеными сводами, высокими, как звезды. В жару они вброд переходили реки, ее рука в его руке, курица у него на плече. Слюда серебрила ее стопы. Стрекозы садились ей на шею. В ветвях деревьев, наверху, – белки-летяги, в илистом песке – крупные отпечатки кошачьих лап. Иногда он останавливался и показывал ей следы, оставленные людьми. Друзья, говорил он, а еще говорил, что знает язык народа по эту сторону горы. Но где же этот народ, недоумевала она. И вглядывалась в зелень, потому что ей было страшно – и одиноко, – и она не знала, что хуже.

А потом, как-то утром, они проснулись среди сосновых иголок, и он объявил, что погоня закончилась. Он понял это по тишине, по воздуху, по чистоте летнего ветерка. Этот край принял их. В колонии два имени в учетной книге перечеркнули двумя черными чертами. Детям пригрозили поркой, если они упомянут о беглецах.

В долину они пришли на седьмой день. Над ними – гора. Оленья тропа шла через луг, взбиралась на зеленый холм, пересекала темные останки недавнего костра. Сбегала вдоль ручья к окаймленному ситником пруду. По ту сторону холма – поляна, выточенные бобрами пни и бледные побеги, растущие из черных углей.

Здесь, сказал он.

Над пепелищем порхали певчие птицы. Они сбросили лохмотья, искупались, легли спать. Все было таким ясным, таким чистым. Он достал из мешочка семена тыквы и кукурузы, кусочки картофеля. Зашагал по склону, курица следовала за ним по пятам. У ручья он нашел большой плоский камень, поддел его, отнес на поляну и бережно положил на землю. Здесь.

“Девы ночи”, письмо неизвестной