Северный пес

Не все их совместные ночи проходили в бурной деятельности, и Джулия думала, что все же Пес видит в ней не только любовницу, но и просто человека, чье общество ему приятно. Он мог просто прийти после особенно тяжелого дня, рухнуть на ее постель и уснуть, не сказав ни слова. Как к себе домой, усмехалась Джулия, но не возражала. Если ему больше нравится спать у нее, пусть спит.

Но, увы, все это отнюдь не делало Пса более милым или разговорчивым человеком. Слова из него по-прежнему приходилось вытягивать клещами, и по истечении зимы Джулия знала о нем ненамного больше, чем в тот день, когда вытаскивала его из подвалов Северной. О некоторых фактах биографии он все же обмолвился, но об основном Джулии оставалось только догадываться. Она так и не смогла понять, что он за человек.

Она продолжала придерживаться мнения, что Пес — незаконнорожденный сын какого-то северного аристократа. С такими чертами лица, с такой осанкой и манерой речи он просто не мог быть простолюдином! Если же он действительно бастард, то нет ничего удивительного, что он не желал говорить о родителях. Судьба незаконного отпрыска несладка, и Пес, должно быть, натерпелся в жизни. Он не скрывал, что с юных лет его носило по всему материку с юга на север и с запада на восток; и зарабатывать на жизнь приходилось всяким. Джулия так и не узнала, где он научился обращаться с оружием; он только обронил как-то, что с ним специально занимались. Кто мог заниматься ратным делом с мальчишкой-бродягой?.. Джулии пришлось смириться с тем, что не ее это ума дело.

По словам Пса, у него не было ни друзей, ни родственников. Одиночка по натуре, он ничуть не переживал из-за того, что никто не ждал и не любил его. Во всяком случае, внешне он ничем не показывал, что страдает из-за своего одиночества. Как-то он рассказал Джулии, что у него был побратим, но они расстались много лет назад, и с тех пор не виделись. Когда он говорил о том, что побратим, вполне возможно, уже давно мертв, голос его даже не дрогнул. Воистину, у него была душа зверя.

И больше — ни о чем ни слова. Ни о матери, ни об отце, ни о доме. Невозможно, немыслимо, чтобы человек жил вот так, без родных, без привязанностей. Но Пес жил. И сам вид его — холодная ярость, странным образом смешанная с отстраненностью, — отбивал у людей желание лезть ему в душу. Что творилось у него внутри, о том знал только он сам. И никого он в душу и сердце допускать не желал. Просто удивительно, как там задержалась медейская девчонка. И все же Джулия понимала, что к ней самой Пес относится совсем не так, как к остальным боевым товарищам (которых товарищами, вообще-то, с трудом можно было назвать, так его все ненавидели). Иначе она просто не видела бы его по ночам.

Зимой он все-таки почти на месяц пропал из ее поля зрения. Наемники Изолы, отколовшись от основных медейских сил, расположились в небольшом городишке недалеко от границы. Местные жители даже не знали, радоваться таким гостям или огорчаться. С одной стороны, наемники обеспечивали им защиту (и в «мертвый» зимний сезон случались набеги и стычки), а с другой, неприятностей от буйных парней тоже доставало. Пес, некоторое время пошатавшись по городку, отыскал себе забаву. На одном из постоялых дворов пережидал зимнее ненастье парень, назвавшийся мастером татуировки. Пес, поговорив с ним и просмотрев альбомы с образцами рисунков, загорелся, как мальчишка. Выложив татуировщику немалую сумму, Пес целыми днями пропадал теперь на постоялом дворе. Ночами его тоже где-то носило; Джулия прекрасно понимала, почему он почти перестал приходить к ней. С такой воспаленной шкурой было не до любовных утех. Она пару раз видела узоры, появлявшиеся на нем, еще в процессе их создания. Парень был настоящим художником. Причудливый красно-черный орнамент, бравший начало на шее чуть выше линии роста волос, разбегался по всей спине и по рукам до самых запястий. Татуировщик сумел заплести узоры с многочисленными шрамами, и теперь общий рисунок выглядел одновременно жутко и завораживающе. Но болеть все это должно было страшно…

Когда титанический труд был закончен, и Джулия увидела Пса во всей красе, сначала она хотела съехидничать, но потом решила, что не стоит. То, что получилось, ей даже нравилось. Хотя, с ее точки зрения, результат и не стоил тех мучений, что пришлось ради него вынести. Все-таки Пес был немного мазохистом, раз добровольно разрешил в течение целого месяца тыкать в себя иглами.