— Думай, что говоришь, бастард! — вспыхнула Нинель. — О боги! Я… я не желаю больше слушать тебя! Если бы не болезнь матери, я не осталась бы здесь ни секунды долее! — она вскочила и стремительно направилась к двери. — Надеюсь, когда я вернусь, тебя уже не будет здесь. Я имею в виду — в моей спальне. Из дома, боюсь, тебя уже не прогнать.
Нинель вышла, хлопнув дверью так, что задребезжали стекла. Грэм с полминуты сидел неподвижно, потом медленно сгорбился на кушетке, уткнул лицо в ладони. Мало того, что разговор с Нинелью не принес никакой радости, — а он этого и не ждал, — но не оставил и чувства удовлетворения. Он надеялся насладиться злостью Нинели, ее бешенством, но вместо этого чувствовал какую-то… пустоту, что ли. Так было в первые дни после освобождения из подвалов Северной — полное безразличие и равнодушие…
И зачем мне дом, если в нем нет ни одного человека, которому я был бы нужен? — подумал Грэм. Это не дом, это и впрямь склеп… Да в склепе, пожалуй, будет даже уютнее, ведь там лежит Гата. Для которой я был братом, а не остался незаконнорожденным ублюдком и выскочкой.
Он несколько раз глубоко вздохнул и выпрямился. Нет, не для того он заполучил наследство, чтобы теперь сидеть и киснуть. Есть дом, а чтобы в нем появились любящие люди, это уж его забота. Ведь он стал князем для того, чтобы получить возможность приблизиться к Ванде, значит, о ней и надо думать. А есть еще и Мэнни, которого, конечно же, нельзя оставлять среди слуг. Не хватало еще, чтобы он стал таким же, как его отец.
Грэм встал, взял со стола бумаги и вышел из комнаты, прихватив с пола сумку и прикрыв за собой дверь. Постоял немного в коридоре, раздумывая, куда направиться теперь. Стоило бы поставить в известность о своем появлении старую княгиню, но он не хотел сейчас разговаривать с ней. Кроме того, Нинель обязательно расскажет ей, а значит, нужды торопиться нет. Да и не играет уже старая княгиня никакой роли…
Коридор был пуст и темен. Грэм огляделся в поисках слуг, не увидел никого и медленно пошел в сторону своей комнаты. Точнее, в сторону той комнаты, где жил раньше, когда жив был отец. Он намеревался занять ее, пусть даже она заросла пылью и паутиной. Позже можно найти слуг и заставить их все вычистить.
Комната оказалась запертой, но Грэма это не остановило. Пальцы слушались плохо, но все-таки простой замок он вскрыть еще мог. Через минуту дверь распахнулась перед ним, и он увидел знакомую комнату: большая кровать, старый, но все еще пышный ковер на полу, стол темного дерева у окна, полускрытого темно-синими портьерами. Никакой пыли и паутины, но вид совершенно нежилой. Грэм бросил сумку на пол у кровати, бумаги сунул в запирающийся ящик стола, ключ забрал с собой и снова вышел в коридор. С одной сестрой он уже поздоровался, теперь хотел поздороваться со второй. Рассказать ей, как умер отец ее ребенка.
Глава 2
Нельзя сказать, чтобы посещение склепа принесло Грэму успокоение, хотя он и просидел там до темноты, мысленно беседуя с мертвой сестрой. Это было чистой воды безумие, но не раз и не два он уже слышал о себе: "он тронулся умом". Еще раз сказать это было некому, а если бы и нашелся кто… что ж, снова повторенные слова ничего не изменили бы. Грэм и сам знал, что мозги у него после Северной не совсем в порядке, и не нуждался в подсказках.
В склепе было темно, хоть глаз выколи, но Грэм не взял с собой ни свечи, ни фонаря. Ему, проведшему в могильной тьме четыре года, света вполне хватало, чтобы различить очертания надгробий, а большего и не требовалось. Он, правда, не знал, где лежит его сестра, но на камнях были вырезаны имена покоящихся здесь людей, а пальцами он умел читать не хуже, чем глазами. Во всяком случае, раньше умел, да и сейчас, к счастью, пальцы его, переломанные и плохо зарубцевавшиеся, не утратили чувствительности полностью. Так что надгробие Гаты он разыскал.
Когда он выбрался наружу, была ночь. Осенью в Наи, когда садилось солнце, становилось темно и холодно, но сентябрьская ночь показалась днем после склепа. Что до холода, то Грэма научила не замечать его та же Северная крепость.
С минуту он стоял рядом со склепом, размышляя, куда же ему теперь пойти. В душе царило полное опустошение, усугубившееся еще безумным разговором с мертвой сестрой, и он был близок к тому, чтобы вернуться в склеп, лечь среди покойников и лежать так, пока… Он не знал, что кроется за этим «пока».
А потому в склеп не вернулся.
Почти ни одно окно в замке не горело, что и понятно — время позднее, все уже спят. Свет Грэм увидел только лишь в некоторых хозяйственных помещениях, в том числе на кухне, и невольно улыбнулся. Ну конечно же, Укон. Она всегда ложилась спать позже всех, и не изменяла своей привычке и теперь, когда из хозяев замка не осталось в живых, считай, почти никого. Грэм, вспомнив про Укон, тут же понял, что хочет есть, что не ел со вчерашнего вечера, не до того было. Что ж, значит, стоит пойти на кухню. Толстая жизнерадостная Укон привечала его раньше, так может, и сейчас не прогонит?