— Прекрасно. Придется позаимствовать у Моргана. Тебе будет великовато, ну да ничего… Но это я сам. А раз так, пожалуй, подожди меня, если хочешь. Посиди где-нибудь тут.
— А что вы собираетесь делать, сударь? — с интересом спросил Мэнни.
— Увидишь.
Грэм скинул кожаную куртку, рубаху, на нем остались только штаны, высокие сапоги и тонкие перчатки, которые он не снимал почти никогда. Обнаженную кожу обжег холодный ветер, но он знал, что это ненадолго, скоро ему станет жарко. Вытянул из ножен меч, вскинул его над головой, замер в стойке. Мэнни смотрел круглыми глазами. Грэм прикрыл глаза, глубоко вздохнул и затанцевал по двору. Длинный клинок пел в его руках, рассекая воздух, размазываясь в нем. В течение последних двух лет каждый день у него начинался с такой вот пляски, в виде разминки, а нередко ею же и заканчивался, если приходилось идти в бой. Впрочем, это было уже не совсем то же самое.
Наконец, он остановился, тяжело дыша. Он уже не мерз, по коже стекали струйки пота. Вот теперь можно начинать день.
— Здорово, — тихо выдохнул Мэнни за спиной.
Грэм обернулся и встретился взглядом с сияющими глазами мальчишки. Наверное, тот ничего подобного никогда не видел.
— Я тоже… хотел бы так уметь, сударь! — ужасаясь собственной наглости, почти прошептал Мэнни.
— Если хочешь — значит, сумеешь, — серьезно сказал Грэм и, подойдя, потрепал его по густым взлохмаченным волосам. Такие же черные волосы были и у Роджера… Только испачканные в крови, а не в саже. Нет, подумал он. Не надо об этом вспоминать. Хватит с меня страшных ночей…
Одевшись, Грэм спрятал под одежду латунную гравированную бирку, подхватил с земли меч, опоясался перевязью. Здесь не было смысла ходить при оружии, но многолетняя привычка оказалась неистребима.
— Пойдем, парень. Сделаем из тебя человека.
Мальчишка не возражал.
В холле они наткнулись на Элис, занимающуюся утренней уборкой. При виде Грэма она шарахнулась в сторону так, словно сам Борон сошел на землю, и только что не пробормотала "чур меня". Грэм вздохнул. Все-таки, Элис была излишне нервной женщиной.
— Элис, — он решил приступить к делу без лишних слов. — Отвлекись-ка и послушай меня. Возьми вот этого господина и отмой его хорошенько.
— Мэнни? — не поверила Элис.
— Его. Горячая вода должна быть у Укон. Да поживее, я хочу, чтобы он стал похож на человека к завтраку. И вот что: одежды у него на смену нет, так договорись с нянькой Моргана, чтобы та выделила пока все, что нужно. Понятно? А когда закончишь с этим, уберись в моей комнате. Чтобы она стала похожа на спальню, а не на прибежище призраков. И еще приготовь ту маленькую спальню, которая расположена рядом.
— Но княгиня… — пробормотала Элис.
— Что — княгиня? — прищурился Грэм. — Не в курсе?.. Ничего, я сам поговорю с ней, — кстати, а ведь и впрямь пора, подумал он. Нинель, конечно же, уже рассказала ей о моем прибытии, но надо же и лично засвидетельствовать почтение. — Уже сегодня. Да! Когда помоешь мальчишку, приведи его ко мне в комнату.
Жестом Грэм отпустил потерявшую дар речи Элис, и та поспешила удалиться, уводя за собой Мэнни. Сам же он поднялся в свою комнату, чтобы сменить пропыленную одежду и побриться.
Его смена одежды была ничуть не лучше той, что надета на нем: такая же простая рубаха, черные шерстяные штаны. Куртку, усеянную заклепками, он бросил на кровать, в замке она ему не понадобится. Здесь, конечно, не жарко, особенно осенью, но все же не настолько холодно, чтобы носить ее. Покончив с процедурой переодевания, Грэм решил, что с бритьем придется обождать, поскольку ни воды, ни бритвенных принадлежностей в обозримых окрестностях не наблюдалось. Что ж, придется походить с бородой, благо не привыкать.
Теперь можно было и навестить старую княгиню. До завтрака у него оставалось еще с полчаса, и он полагал, что вполне успеет. Долго разговаривать с княгиней он не собирался, ибо особо не о чем было.
Без всяких церемоний Грэм зашел в спальню княгини и остановился в дверях, оглядываясь. Странно, но в этой комнате он не был ни разу, ни при жизни отца, ни потом. Ему показалось, что здесь гораздо приятнее, чем в спальне Нинели. Приятнее в смысле обстановки, а не атмосферы. Ибо если в покоях княжны было всего-навсего холодно и неуютно, то тут пахло болезнью, да и воздух казался затхлым. Впрочем, подумал Грэм, так всегда бывает в комнатах тяжелобольных.
Княгиня возлежала на груде подушек посреди огромной кровати. В первую минуту Грэм подумал, что она спит, но, заслышав тихий щелчок захлопнувшейся двери, она встрепенулась и тихо, с напряжением спросила:
— Кто здесь?
— Я, — отозвался Грэм.
— Кто — я? — в голосе княгини прорезалось раздражение. — Кто ты такой и что делаешь в моей спальне?
Пускаться в дальнейшие объяснения не имело смысла, и Грэм молча подошел, склонился над кроватью. То, что он увидел, заставило его удивиться. И задуматься.