Северный пламень

Мимо Миколы пронесли раненого лейтенанта Вайе. Парень лежал на руках солдат, его белокурые волосы слиплись от крови… Вот уже жены офицеров стали помогать своим мужьям, заряжая фузеи, оттаскивая и перевязывая раненых, подносили ядра канонирам, поливали воду из ведер на раскаленные стволы орудий… Эти отважные курянки, латышки, немки и литвинки, похоже, понимали, что победа царского войска означает смерть абсолютно всем… О бесчинствах и жестокости ратников Шереметева в Прибалтике все прекрасно были осведомлены… Пощады не ждал никто.

Недалеко от Миколы упал солдат, раненный в голову. Покатилась по земле его маленькая треуголка… Раненого тут же оттащили в сторону две женщины, а одна, в темно-красной юбке и с красным платком на темноволосой голове, схватила фузею солдата и со знанием дела, припав на колено, уперла в плечо приклад, взвела замок, прицелилась и выстрелила, слегка дернувшись от отдачи… Микола узнал женщину. Это была жена офицера Роберта Петре.

— Вы бы, госпожа Петре, отошли отсюда! Не женское дело это! — крикнул ей по-немецки Микола. Немецкий был языком

общения всех в обозе Левенгаупта, на нем, похоже, здесь говорили все.

Но женщина не отошла. Она лишь усмехнулась Кмитичу своим спокойным симпатичным лицом с правильными чертами.

— Не волнуйтесь, господин офицер! Мы люди курсиска! Нас балтскими викингами называли в былые годы! Норманнских данов бивали еще в те времена!

— Хорошо! Но пригнитесь, Бога ради! — Микола сделал ей жест рукой сверху вниз… Та лишь мило ему улыбнулась и кивнула головой:

— Меня зовут Гертруда.

— Очень приятно. Миколай Кмитич, — слегка приподнял треуголку оршанский князь…

Не только женщины бросились помогать солдатам отражать атаку царской гвардии. Микола видел вокруг себя и местных мужиков из Лесной — они деловито, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули и пролетающие ядра, исправляли плетень, подтаскивали бочки и мешки, набитые землей, некоторые тоже припадали на колено рядом с солдатами и стреляли…

Девятая атака московитян оказалась для царя самой удачной. На участке Миколы Кмитича и Левенгаупта — почти в центре вагенбурга — московские солдаты в синих мундирах так ожесточенно пошли в атаку, что, преодолев яростный огонь курляндцев, потеряв чуть ли не треть своих солдат, прорвали укрепление и ворвались в лагерь. Это были гвардейцы Семеновского полка — с ними Микола уже сталкивался под Нарвой… Лазоревые мундиры семеновцев и серые курляндцев слились в вихре жестокой рубки. Порой невозможно было понять, где свои, а где чужие… Кмитич разрядил свой мушкетон прямо кому-то в лицо и, весь забрызганный вражеской кровью колол, очередного семеновца в руки и грудь длинной шпагой… И не только солдаты, но и женщины, деревенские мужики — все сбежались, стреляя из мушкетов, колотя московитов кто косами, кто оглоблями, швыряли в них бочонки… Окончательно отбросить семеновцев помог Жиркович с другими могилевчанами — Калиновским, Ивановским и Загурским, — прибежавшие с западного фланга вагенбурга. У каждого из них было по два мушкета — один в руках, один за спиной, и по два пистолета за поясом. Могилевские добровольцы разрядили свои мушкеты во врага, тут же бросили бесполезное оружие под ноги, выхватили пистолеты, выстрелили из них прямо с двух рук и затем, обнажив клинки, со страшным ревом бросились на побитых пулями солдат. Ошеломленные этой сумасшедшей атакой, семеновцы бежали, оставив около полусотни убитых и тяжелораненых товарищей… И как только московитяне ретировались, все тут же от усталости повалились на землю. Не только женщины, но и солдаты падали кто где стоял, некоторые тут же засыпали… Микола впервые чувствовал смертельную усталость, он сидел, припав головой к повозке, закрыв глаза и переводя дыхание. Его руки и лицо были забрызганы вражеской кровью… Исчерпали последние силы и семеновцы: едва перейдя за середину поля, они также повалились от усталости на землю… И в этот же самый момент подул сильный ветер, поднявший с земли желтые листья, пошел дождь с градом… Микола сидел, подставив под струи дождя и удары мелких градинок окровавленное лицо. Небеса лили воду, чтобы остудить не в меру развоевавшихся людей… В такой ожесточенной и тяжелой битве Миколе участвовать пока не приходилось.

Укрепленный лагерь Левенгаупта все больше походил на последний день Помпеи: ядра падали повсюду, убитых и раненых после каждой атаки становилось все больше и больше… После последней пока, одиннадцатой атаки царского воинства по первичным подсчетам уже три с половиной тысячи курляндцев погибло. А где-то все еще блуждал целый корпус Стакельберга в полторы тысячи человек! От менее чем десяти тысяч солдат Левенгаупта, принявших утром бой, в строю оставалось чуть больше половины…