Северный ветер

Что мне было — тоже с ним играть? Пропустила. Он пронесся мимо и потихонечку прибавляет и прибавляет скорость, но не так, чтобы очень, а словно вызывая меня наперегонки. Когда стрелка дошла до семидесяти километров, я решила, что хватит, а он все дразнится и дразнится: то умчится далеко-далеко, то опять маячит перед глазами, пылит в самое лицо.

Ладно. Мы со старушкой не обращаем на него внимания, разговариваем. Проехали уже половину дороги. А парень все резвится. И вот старушка моя вдруг примолкла, подалась ближе к ветровому стеклу и даже потерла его концом полушалка. Потом тронула меня за руку:

— Погляди, милая: никак, горит!..

Из-под кузова «ЗИЛа», с правой стороны, где выхлопная труба, вьется черненький дымок.

И сразу у меня к этому дурню отношение переменилось. Вот, думаю, ни за грош машину угробит и сам без прав останется. Дурень, думаю, и только! Решила догнать его, предупредить.

А «ЗИЛ» уже еле виден на дороге. Я прибавила скорость. На спидометре семьдесят пять... Ничего, дорога укатанная, можно ехать.

Помаленьку догоняю. Вот поворот. Парень притормозил. Я ему в окно рукой показываю, чтоб остановился. Куда там! Опять загазовал. Пыль теперь в сторону стало относить, и нам со старушкой хорошо было видно, как все гуще и гуще дымило под кузовом.

Я опять нагнала его. Сигналю вовсю, прямо как на трубе играю. И руку из окна не вынимаю, машу.

Нет, не дает дорогу! Смеется! А тут старушка хватает меня за другую руку, которая на баранке:

— Ну его, милая, к лешему! Ведь убьемся-а!

Как назло, ни одной встречной машины.

Но вот, смотрю, «ЗИЛ» подался вправо. Уступил дорогу. Но впереди — поворот, и значит — обгонять нельзя. За поворотом парень снова прибавил газу. Старушка охает:

— Смертынька... Смертынька...

Я тогда остановила машину, старушку высадила и — догонять парня. Огонь у него ветром так раздуло, что уже и язычки видно стало.

Все же когда я голову из окна высунула и пальцем возле лба покрутила — понял, наконец, что я не играю с ним. Затормозил. Потушили мы с ним огонь. А потом уж я за той старушкой вернулась.

ЧАСЫ С БОЕМ

Постойте, куда же я тогда ездила?.. Кажется, в Челкар за запчастями. Восемьсот километров туда, восемьсот обратно. Вымоталась изрядно. Домой вернулась на четвертые сутки, среди ночи. Поставила машину в гараж и сама — на боковую. Было воскресенье. Думаю, на работу не идти — отосплюсь за весь рейс.

Не тут-то было! Рано-рано забарабанили в дверь: в контору зачем-то понадобилась.

Прихожу, а мне говорят:

— Готовься, Тоня: сегодня соревнования, тебя включили в совхозную команду.

Я глаза вытаращила:

— Какие еще такие соревнования?

— Районные, — говорят, — по фигурному вождению. В «Вишневых горках», на стадионе, будут проводиться.

— Да вы смеетесь! — чуть не плачу в ответ. — Я спать до смерти хочу...

А мне:

— Поспать, Тоня, всегда успеешь. Подумай о чести родного совхоза.

Делать нечего, пришлось ехать.

Команду нашу возглавил сам завгар Маяковский Василий Данилович. Он первый и выступал. Три ошибки сделал: колечко не снял со столба, по доске одним задним колесом проехал, а не обоими, еще на последнем, самом трудном управлении срезался.

Ездили на одном и том же самосвале. Судья рядом сидит. Смотрит, чтоб скорость была постоянная — двадцать километров в час. Время на все фигуры — десять минут.

Села в кабину — низко, ничего впереди не вижу. Все смеются надо мной. Положила на сиденье чей-то полушубок, вроде ничего стало.

Поехала. Первая фигура — «Заезд в гараж». Надо было в один прием развернуться на узенькой дорожке и задним ходом войти в ворота. Ну, да места много было.

А вот на восьмерке я свалила флажок. Думала, он слева должен остаться. А судья вдруг говорит: справа. Уже поздно было отворачивать.

На последней фигуре тоже сплоховала. Надо было на скорости остановиться у черты сперва передними колесами, а потом — задними. Передними колесами я правильно остановилась. А задними немного не дотянула — машина-то не своя.

В общем, второе место мне присудили. И приз: часы настенные с боем. Они у меня в комнате висят.

* * *

Я бы не стал утверждать, что женское дело, — водить грузовые машины. Скорее всего, это дело сугубо мужское. И если бы кто-нибудь из женщин у меня спросил совета: идти ли работать шофером на грузовую машину, я ответил бы: нет, лучше не надо. Потому что очень уж тяжелая для женщины эта работа.

Но ведь можно и так рассудить: если Тоня Яровая выбрала себе мужскую профессию, значит, на свете нет другой профессии, которую она сумела бы полюбить так, как эту. А любимая работа не может быть слишком тяжелой.

Ей предлагали перейти на легковую машину, да она не согласилась. Я спросил — почему.