Сезон дождей

– Как раз грибы и оставляют тяжесть в желудке, – с детским злорадством обронил Эрик Михайлович. – От судьбы не улизнешь, Евсей.

– Может, еще что пожелаете? – вопросил официант, поигрывая пальцами на росписном подносе. – Сок натуральный, вода «Боржоми».

– Пожалуй, воду и принеси, – кивнул Эрик Михайлович. – Но при условии – поставишь на стол и тут же уйдешь, без дальнейших советов.

– Так то же моя работа, – простодушно проговорил официант своим непривычным говорком. – Я ж за это деньги получаю, как вы не понимаете?

– Ты откуда приехал? – Эрик Михайлович взглянул на мальчика-официанта, словно впервые его заметил.

– Из Ельца, – круглое хитроватое лицо юнца растягивала улыбка. – Техникум там кончал.

– Выходит, и в Ельце есть Лифшицы? – развеселился Эрик Михайлович.

– Фимка Лифшиц мой кореш, – подтвердил официант. – Он в Москву уехал на приработки, а я сюда, к тетке, угол снимаю у ней.

– Угол у родной тетки? – с каким-то удовольствием спросил Эрик Михайлович.

– Не родная она мне, – пояснил официант. – Знакомая мамина, в санатории они подружились. Так вы ешьте, остынет – будет невкусно.

Евсей Наумович в недоумении взглянул на Эрика Михайловича – с чего это он разговорился с официантом? – пожал плечами и с укоризной покачал головой.

– Ну беги, беги за водой, – усмехнулся Эрик Михайлович. – А то Евсей Наумыч уже дымится.

Несколько минут они молчали, постукивая ножами и вилками. Эрик Михайлович искоса поглядывал на своего друга. Сидение за столом скрадывало невысокую фигуру Евсея Наумовича. Он казался сейчас вровень с ним ростом. Проплешины в седой шевелюре увеличивали и без того высокий лоб. Мешки под глазами потяжелели, от чего запавшие, без блеска глаза, окаймленные красной нитью век, казались какими-то затертыми.

Евсей Наумович заерзал, подался в сторону, словно перепуская взгляд Эрика Михайловича, и, не выдержав каких-то своих тяжких раздумий, обронил, шамкая набитым ртом:

– Вчера мне сон снился.

– К деньгам?

Евсей справился с последним куском осетрины и провел языком по губам.

– Ты удивишься, – произнес он.

– Ну?!

– Мне приснилось. Будто ты и я снова наведались туда.

– Куда?

– На Садовую улицу. В гости к девочкам.

– Вот как?! И что?

– Жалел, что проснулся.

– Еще бы. Тебе досталась такая Фемина.

– Право выбора было за тобой, – съязвил Евсей Наумович. – Я лишь довольствовался тем, что осталось.

– Ошибается даже Господь Бог, – ответил Эрик Михайлович. – Как ее звали, твою юную прелестницу? Луиза?

– Ты запомнил ее имя?

– А меня вот сны не радуют, – уклончиво ответил тот. – Сплошь собрания, заседания, ученые советы, дрязги в лаборатории. Я и днем не выношу их рожи. А тут и ночью.

Эрик Михайлович не закончил фразу – у стола возник официант с известием, что «Боржоми» нет, а есть «Ессентуки» номер четыре. Но «Ессентуки» не все любят, от нее, говорят, случается понос.

– Послушайте, молодой человек! – взъярился Эрик Михайлович. – Какого хрена вы жужжите и вьетесь как шмель?! Идите себе! Понадобитесь – позовем.

Официант окинул мужчин испуганным взглядом. Не ожидал он такой благодарности за усердие от этого интеллигентного пожилого дядьки, от Евсея Наумовича еще куда ни шло, а от Эрика Михайловича – обидно. Вздыбив остренькие плечики и пригнув белобрысую голову, юнец метнулся в подсобку.

– За что ты так с ним? – удивился Евсей Наумович. – Испугал паренька.

Эрик Михайлович молча сгонял вилкой остатки золотистых картофельных стружек к середине тарелки.

– А ведь я, Севка, был там, на Садовой. Не во сне, наяву, назавтра после нашего с тобой похода, – Эрик Михайлович виновато взглянул на Евсея Наумовича.

Евсей Наумович поднял голову и замер.

– Ты сейчас похож на выглянувшего из норы сурка, – улыбнулся Эрик Михайлович.

Евсей Наумович поджал губы, шмыгнул носом и вновь уставился на Эрика Михайловича. И неожиданно икнул.

– Что это я? – едва пробормотал Евсей Наумович – и вновь икнул.

Тревожно огляделся. Самый раз сделать глоток воды, при икоте помогает.

– Что это со мной, – пробормотал Евсей Наумович в ожидании следующего приступа, но, кажется, отпустило.

Непонятно – то ли он смущен налетевшей вдруг икотой, то ли тем, что Эрик винится перед ним за свой поступок. А в чем, собственно, его, Эрика, вина?! Нет вины в том, что он хотел провести время с Лизой как нормальный, влекомый страстями мужчина.

Евсей Наумович протянул руку, тронул Эрика Михайловича за плечо, склонил голову и как-то низом заглянул в глаза своего друга.

– Что ты, Эрик, я понимаю, – мягко улыбнулся Евсей Наумович. – Понимаю. И рад твоему неукротимому мужскому пылу.

– Ладно, ладно, лицемер, – перебил Эрик Михайлович. – Только никакой любви из моего коварства не вышло. Луизу я не застал, не было ее там.

– Ну? – в искренности удивления Евсея Наумовича усомниться было нельзя. – А та, вторая… Жанна, кажется.

– Не знаю. Там вообще оказались другие дамочки, я особенно не вникал. Узнал, что нет Луизы, и ушел.

– Бедняга! – захохотал Евсей Наумович. Откинулся на высокую спинку стула и хохотал, благодушно поглядывая через стол.