Сезон дождей

Закончив сервировку, Лиза выставила на стол содержимое принесенных с собой банок. Селедочка, винегрет, два салата – с крабами и с овощами, бутылку рябины на коньяке, вишневый сок, нарезку семги.

Евсей Наумович не скрывал растерянности, чувствуя укор себе в этом изобилии.

– Сегодня, Сейка, день смерти моего деда. Жил бы дед, наверно, все в моей жизни сложилось по-другому.

– А родители?

– Мне было годика четыре, когда родители пропали в горах. Сквозь землю провалились, в полном смысле слова, они были альпинистами. Я осталась с дедом и стервой-теткой – сестрой отца.

Лиза подняла бутылку и протянула Евсею Наумовичу, приглашая к действию. Он с каким-то недоверием взглянул на рюмки – его ли они, эти рюмки? О вилках и ножах он что-то припоминал, их оставил перед таможней кто-то из друзей-эмигрантов. А вот рюмки. Обычно он пользовался тяжелыми стопками в черненом окладе, что стояли в той же бездонной сушилке. Или, действительно, у него что-то с головой, или рюмки принесла Лиза, вместе с чайником?

– Где ты их взяла? – осторожно спросил Евсей Наумович.

Лиза с досадой хлопнула ладонями по столу.

– Сейка, ты как киношный чудак-профессор, честное слово. Чем занимается твоя работница? – Лиза покачала головой. – Лучше возьми меня в прислуги.

– Надо подумать, – улыбнулся Евсей Наумович, наполняя рюмки. – А если меня привлекут за злоупотребление служебным положением?

– Не привлекут, Сейка. На работе я вольностей не позволю.

– Тогда в прислуги не возьму.

– Бабник ты, Сейка, и сластолюбец! – Лиза подняла рюмку. – Помянем моего дедушку Витю, раба божьего Виктора. Трудную жизнь он прожил. И со мной, и со своей долбаной дочкой, моей теткой. – Лиза сделала глоток, поставила рюмку на тарелку.

Евсей Наумович последовал за Лизой, а поставив рюмку, потянулся к семге.

– Кем он был, твой дед, чем занимался? – Евсей Наумович вывалил на тарелку пластинку семги – розовую, с темным жирком у шкурки.

– Дед работал экономистом на заводе. Его тюкнули по голове битой. Так убивают в деревнях корову, кувалдой.

В девяноста четвертом году на приватизированный кем-то завод ворвалась банда молодчиков с требованием очистить помещение, завод переходит другим людям. В тот день, в пятницу, в конце рабочего дня, из большого начальства уже никого не было, только старший экономист засиделся, дед Лизы. Молодчики потребовали всю документацию, бухгалтерские отчеты, ключи от сейфов и кассы. Дед, сославшись на отсутствие дирекции, отказался выполнить их требование, да он и не знал, где что лежит, его забота – экономический отдел.

– Так и убили деда Витю, – Лиза вернулась к плите, к посудине, исходящей вкусным запахом какого-то варева. – Эти бандюги раздобыли решение суда, с ним и ворвались на завод. До сих пор там распоряжаются, что-то выпускают. Или просто деньги отмывают.

– Ну а убийца?

– О чем ты говоришь, Сейка. Какой убийца? Концы в воду! Сунули тетке деньги, чтобы не рыпалась, не то отправят за дедом. Она и затихарилась. Из-за нее я и уехала из Перьми. С тех пор моя жизнь и покатилась. Особенно после замужества.

– Ты замужем была?

– Даже два раза. Правда, неофициально, так, любительски. Раз я ушла. Второй раз меня ушли. Хорошо, детей нет. Собственно говоря, из-за этого все рушилось. И один, и второй раз. Из-за отсутствия детей. Бог за что-то на меня рассердился после первого аборта.

– Зачем же ты сделала аборт? – невольно вырвалось у Евсея Наумовича.

Но Лиза не рассердилась, наоборот, голос ее прозвучал мягче, доверительней:

– Краснухой заболела во время беременности. Сказали, что может родиться урод. Я и сделала аборт. А теперь думаю – напрасно, может и пронесло бы. Так что за грех свой расплачиваюсь.

– А потом что? – Евсей Наумович пользовался моментом откровения – он хорошо запомнил, что Лиза оценила его сдержанность в любопытстве к ее судьбе.

– Потом? – Лиза погасила огонь под посудиной. – Потом, Сейка, и начались мои похождения. Поехала в Турцию за товаром, решила стать челноком. Раз съездила, второй. И залетела в той Турции в веселую компанию. Их, четверых, специально привезли из Питера, вербанули. Ну и я постепенно втянулась, стала подрабатывать. Польстилась на быстрые деньги. А что?! Молодая, красивая, блондинка. Истории разные случались: одна девчонка из Петрозаводска повесилась, другая, из Москвы, отравилась. Надоели мне турецкие бани, решила завязать с Турцией и уехала – паспорт-то был при мне, на руках, не то, что у тех, завербованных.

Лиза хлопотала у плиты, не прерывая нахлынувших воспоминаний, точно ее прорвало. Перенесла исходившую паром посудину от плиты к столу и принялась раскладывать по тарелкам какое-то нежно-розовое варево. Аппетитный приятный запах вытеснил привычный дух кухни.

Прервав, к досаде Евсея Наумовича, свои автобиографические откровения, Лиза принялась описывать содержимое в тарелках с золотистой каймой: мясо, филейная часть, красный перец, лук-порей, болгарские специи, оливковое масло, стакан белого вина.