Сезон дождей

Кто бы мог признать в этом суетливом восьмидесятилетнем старике некогда одного из руководителей города, бравого партийного служаку с полным набором качеств, как внешних, так и нравственных, присущих этой категории граждан, годами пестуемых на ступеньках иерархической лестницы! Слежалась и поредела сивая шевелюра, черные выпуклые глаза запали и помутнели в пелене зреющей катаракты, нос удлинился и повис над пергаментными поджатыми губами, а рыкающий командный голос сменился шамкающим бормотанием. Ничего удивительного, как говорится, – годы взяли свое. Если бы подобная метаморфоза не преломилась в сознании Евсея с открывшейся ему тайной происхождения своего тестя. Евсею думалось, что именно так внешне выглядел и купец первой гильдии, почетный гражданин города Витебска – Шапса Майзель, далекий пращур Сергея Алексеевича, и что особенно засело в голове Евсея, – подобные морфологические изменения начали подменять собой могучего славянина Майдрыгина именно после того, как он узнал о своей родословной. Словно, помимо воли самого Сергея Алексеевича, его начали скручивать неподвластные силы. Ведь более близкие ему родичи – родной отец, да и дед, – судя по фотографиям, дожили до весьма преклонных годов, сохраняя былинную внешность русичей своей могучей статью и открытыми славянскими лицами. Таким и выглядел Сергей Алексеевич до его «посвящения в тайну». Загадка и только! Словно какие-то таинственные силы призвали Сергея Алексеевича вернуться к своему народу. Конечно, это произошло не сразу, а на протяжении долгих лет. И сейчас, по прошествии времени, Евсей мог как бы спрессовать эти годы, замкнув их в единое кольцо, как в большом биографическом фильме.

Евсей помнил тот давний вечер. Наталья вернулась от родителей злой и молчаливой. Потом расплакалась и заявила: «Папа сказал, что твои изыскания в архиве – полная чушь и провокация. И чтобы ноги твоей больше не было у них, на Петроградской». Евсей не стал испытывать судьбу – почти год он не видел своего тестя. Только Татьяна Саввишна приходила к ним в гости, стараясь вместе с матерью, Антониной Николаевной, сгладить напряжение, что все больше и больше нарастало в отношениях между Натальей и Евсеем. Но однажды – Евсей хорошо запомнил эту дату, 12 июня 1967 года – позвонил тесть. Сам, лично! Предложил отметить день рождения Андрона на даче – в те дни сыну исполнялось семь лет. Как всегда до этого – на семейных праздниках, куда был зван Евсей, не было никого из посторонних, особенно коллег тестя из Смольного. И Евсей знал причину – тесть избегал афишировать родственную с ним связь – и не обращал на этот факт внимания.

Да и Наталья смирилась: не лишаться же материальной помощи отца из-за каких-то предрассудков, тем более что Евсею ровным счетом было на это начхать.

Обошлось без посторонних и в тот раз. А вот в облике Сергея Алексеевича что-то за год сместилось. Нет, нет – внешне он по-прежнему выглядел значительно, и пивных складок на загривке, вроде, прибавилось. Только уголки губ как-то круче опустились вниз, придавая лицу более бульдожье выражение, отчего нижняя челюсть выпятилась, стала массивнее. Тогда Евсей подумал – видно, тесть образумился, решил не задувать семейный очаг дочери. Но Евсей ошибся! Выбрав минуту, Сергей Алексеевич прихватил коньяк, пару рюмок и уединился с Евсеем в дальней беседке сада.

– Ну, зятек, – сказал он, – пора выпить за победу.

– За какую победу? – ошарашено проговорил Евсей, смутно догадываясь, о чем шла речь. На эту тему захлебывался радиоэфир, все газеты исходили злостью и ненавистью к карликовому государству Израиль.

– Так расколошматить арабов, а? За шесть дней! Ах, молодцы, ах, храбрецы. За шесть дней разбить армии пяти огромных стран, вооруженных до зубов, напичканных нашими советниками. Расколошматить в пух и прах! И кто?! Фитюлька, сопля. Страна, название которой и на карте не умещается, так, цифра. Ах, храбрецы! Армия, в которой половина – бабы, мужиков не хватает.

Черные глаза Сергея Алексеевича блестели антрацитом.

Тогда Евсей и подумал, что для Сергея Алексеевича, человека, все мировоззрение которого исходит из культа силы, вбитой в его сознание системой, эта победа явилась не результатом победы духа народа, а именно победой силы. Тогда Евсей не разглядел важного, что обрело зримые черты после ухода тестя на пенсию, а в дальнейшем так распустилось к глубокой старости. И каким-то загадочным путем отпечаталось на его внешности.