Сезон дождей

– Решил заглянуть к вам до работы, – круглые очки следователя подобно локаторам сверлили сутулую спину хозяина квартиры. – Встал с постели и к вам.

– Стало быть, вы с утра говели? – через плечо вопросил Евсей Наумович, решая, куда направиться – на кухню или в кабинет.

– По утрам говеется легко, организм спит, – в тон ответил Мурженко. – А чай выкушаю, если предложите. Сегодня холодно, лед ладожский идет по Неве.

– А если что покрепче чая? – Евсей Наумович выбрал кабинет.

– Я, знаете, с утра не очень, только что символично, – Мурженко подсел к журнальному столику, поставил у ног портфель.

Так же, как в тот день, когда Мурженко приходил под предлогом обследования дома, во дворе которого нашли убиенного младенца.

– Мне кажется, вы и не покидали мой кабинет, – не удержался Евсей Наумович.

– И верно, – хохотнул Мурженко. – Только тогда запах был другой.

– Скипидаром пахнет. Хлебного точильщика вывожу. Он, подлец, книги жрет.

– Ты гляди! – встрепенулся Мурженко. – Ну и ну. Такое богатство! И много потратил книг? – за стеклами очков беспокойно заморгали глаза.

– Пока немного, – удивился Евсей Наумович неожиданному сочувствию. – Извините, Николай Федорович, не ждал столь раннего визита, Я быстро.

Евсей Наумович скрылся в ванной комнате. Он только и успел распорядиться своим зубным протезом, теперь бы хорошо умыться. Неизвестно еще, сколько просидит у него этот тип. И с чем он пожаловал? Стараясь как можно быстрей привести себя в порядок, Евсей Наумович вновь нагружал себя вопросами. С момента, когда Мурженко отказался встретиться у себя, на Почтамтской, и пожелал прийти к нему домой, Евсей Наумович терялся в догадках. Выходит, Мурженко хочет перевести разговор из официальной плоскости в какую-то иную, личную. И еще! Кто бы узнал в этом любезном толстячке, в его лилейной интонации голоса, того нахрапистого и грубого следока, каким Мурженко проявлял себя на допросах в прокуратуре. Где так запугал и подавил Евсея Наумовича, что тот не чаял выбраться из кабинета. В том состоянии Евсей Наумович мог, не глядя, подписать себе даже смертный приговор, а не только предписание о невыезде. Кем же он является на самом деле, этот Мурженко? Евсей Наумович вспомнил историю, происшедшую в отделении милиции с сапожником-азербайджанцем. Тогда Мурженко обернулся совестливым и порядочным человеком. Не испугался же он затурканного судьбой сапожника! А ведь не только вернул тому документы и сапожный товар, отобранный ментами, но и подкинул денег на автобус. Так, может быть, и на Почтамтской Мурженко разыгрывал спектакль. Там ведь наверняка следят друг за другом и кругом уши. Поэтому и решил встретиться на квартире, быть чистым перед совестью своей.

Эта мысль взбодрила Евсея Наумовича. Он вернулся в кабинет с просветленным лицом.

Николай Федорович Мурженко придвинул стул к окну и, скинув туфли, взгромоздился на подоконник. Прильнул грудью к стеклу и просунул в форточку круглую голову. Мясистый затылок забурел от напряжения.

– Что с вами? – изумленно вопросил Евсей Наумович. Мурженко поднапрягся, поудобней склонил голову и вызволил ее из форточки.

– Да, вот, – произнес он без смущения. – Интересно. Экие сволочи, все же.

Он ступил с подоконника на стул, пригнулся и спрыгнул на пол. Опустился на сиденье и, елозя, продел ноги в туфли.

– Во дворе у вас автомобиль вперся колесом в открытый люк. Я хотел поглядеть – вытянули его или нет. А из вашей форточки не видно, не хватает угла зрения.

– Ну, Николай Федорович, такой интерес к житейским проблемам? Не ожидал, – улыбнулся Евсей Наумович и достал из тумбы бутылку коньяка. – Сдался вам тот автомобиль. Вы ж могли свалиться с подоконника. Или застрять головой в форточке. Да и как вам удалось просунуться? Такая узкая форточка, а у вас голова будьте-нате. Столько уголовных дел вмещает.

– Интерес, он ко всему интерес, – благодушно ответил Мурженко. – Только куда подевалась та крышка от люка? Наверняка снесли ночью в пункт сбора металлолома, гады.

Сдали на полбанки. Пункт же чуть ли не круглые сутки работает, знают психологию вандалов. Ох, и народец на Руси святой. Чего только не волокут в эти пункты. Рубят кабели, курочат лифты, даже рельсы железнодорожные тягают. Под чистую разделывают страну.

– Что же эти пункты не закроют? – ехидно проговорил Евсей Наумович. – Стало быть, выгода деляг, хозяев этих пунктов, важнее для страны?

– Демократия, мать ее. Свободное предпринимательство. Россия! Заставь дурака молиться, он и лоб расшибет. Хрен бы в Китае такое позволили. Расстреляли бы прилюдно и дело с концом. Экономическое преступление в масштабах страны, – Мурженко придвинул к бутылке коньячную рюмку на черной ножке. – Вообще, Евсей Наумович, многое меня обескураживает, многое. Как и всех нормальных людей. Для чего ломали копья? Для чего залезал на танк тот президент-выпивоха? Чтобы опутать страну сотней пронырливых хитрованов-жуликов с их яхтами, дворцами, с их продажным бабьем.