Сезон дождей

В вестибюле, за стеклянной перегородкой, сидел негр-секьюрити. Он посетителей не останавливал, не интересовался, куда идут и к кому. Охотно отвечал, если его спрашивали, чувствуя в эту минуту свою нужность. И весело улыбался. Евсея Наумовича он уже знал в лицо, поэтому выдавал особо широкую улыбку, сопровождая джазовым хриплым баском: «Hello! Welcome, mister!» На что Евсей Наумович прилежно отвечал: «Тпапкэ! Very well» и поднимал в приветствии руку. Проходил мимо распахнутой двери кафе с нестыдным ассортиментом горячих и холодных закусок, плюс – дармовой кофе, плюс – несколько сортов дармового сока и выпечки, плюс – россыпи бесплатных конфет-сосалок, и еще множество мелочей, говорящих о том, что пациенты сделали весьма удачный выбор, остановившись на Крайс-госпитале. И если, не дай бог, вас вновь настигнет недуг – помните о нас, потому как мы думаем о вас. Так и определил для себя Евсей Наумович такую милость. На что Андрон пояснил: «За такие баксы, что больница сшибает с клиентов, могли бы и покруче что-либо посулить. Америка – страна деловая. И мне нравится. Это лучше, чем за немалые твои деньги тебя же вываляют в перьях и скажут: так и было».

Однако у Евсея Наумовича сложилось иное мнение. Он помнил, как доктор Голдмахер, лечащий врач Натальи, целыми днями не подходил к больной, а когда наконец появлялся, то едва удостаивал больную взглядом. Поначалу, Евсей Наумович вообще принял его за постороннего – доктор был одет в тесноватый темный костюм, потасканность которого оттеняла белая накрахмаленная сорочка с галстуком не первой свежести. Да и лет ему было не больше тридцати. Просмотрев какие-то ленты на многочисленных приборах, опутавших Наталью, и хохотнув, субъект в замызганном костюме исчез. Пользовался, стервец, что Наталья лежала в забытьи, а Евсей Наумович не знает языка. Однако Андрон, и особенно Галя, не давали спуску развеселому доктору Голдмахеру. И настояли на проведении second opinion, так называемом втором мнении. Наконец вчера, к вечеру, пришел какой-то маленький японец. И тоже, едва взглянув на больную, уставился очками в ленты аппаратуры. О чем-то пошушукался с Голдмахером, улыбнулся Евсею Наумовичу. Затем оба ушли, о чем-то весело переговариваясь между собой. Что решили эти два пацана, Евсей Наумович так и не понял, придется сегодня ждать прихода Гали.

Евсей Наумович поднялся на третий этаж. В просторном холле, за перегородкой, точно в загоне, топтался больничный персонал – врачи, медсестры, еще какие-то типы в зелено-серой униформе. Кто глазел на экран компьютера, кто потягивал кофе из больших картонных стаканов, кто разговаривал по телефону, диктуя какие-то данные. Многих из них Евсей Наумович уже знал. Например медсестру – необъятных размеров негритянку. Или маленького японца, приглашенного вчера на консилиум. Или того же доктора Голдмахера, что талдычил по телефону, держа в свободной руке пакет с соком. И главное – так они топтались полный день или, по крайней мере, в тот момент, когда Евсею Наумовичу доводилось проходить мимо загона.

Полный бардак, нервничал Евсей Наумович, – у нас, хотя бы их не видно за стенами ординаторских кабинетов.

Разделенная ширмой на две части палата выходила окнами в сад. Когда у соседки Натальи не работал телевизор, палата наполнялась пением каких-то птах. Чтобы добраться до Натальи, надо пройти мимо соседки. Евсей Наумович старался не смотреть в ее сторону – зрелище не очень приятное. Усохшая до подобия мумии негритянка обычно лежала с раскрытым беззубым ртом и зажмуренными глазами. И постоянно подле нее сидела толстая деваха лет шестнадцати, видимо внучка. Она-то, от скуки, и смотрела телевизор.

Развлечение черной толстушки возмущало Евсея Наумовича, но он старался сдерживать себя – как-никак, та могла и пригодиться Наталье в его отсутствие. Однажды Евсей Наумович углядел, как техник на щите в коридоре временно отсоединил антенный кабель. Пользуясь этим, Евсей Наумович незаметно проделал то же самое. И чего он добился? Деваха без телевизора уснула подле своей бабки без всякой надежды быть полезной Наталье. Да и в других палатах зароптали. Евсей Наумович сдрейфил – за подобное самовольство могли бы и лишить посещений. Прибежал техник и, недоумевая, вновь запустил телевизоры. При этом он подозрительно косился на притихшего russian.

Но сегодня девахи на месте не было, и в палате стояла тишина. Пружиня шаг, Евсей Наумович приблизился к месту Натальи, раздвинул полог и проник за ширму. Наталья, как обычно, лежала с закрытыми глазами, вытянув руки вдоль одеяла. На столике, рядом с телефоном, громоздились склянки с джемом и муссом, печенье, конфеты, пластмассовые стаканчики. Какой бы порядок Евсей Наумович ни наводил накануне перед уходом, назавтра снова царил бардак. То ли санитарка, плечистая и жопастая негритянка, старалась, то ли соседская деваха проявляла заботу. Евсей Наумович осторожно придвинул стул и присел.