Сезон дождей

Евсей Наумович с ненавистью посмотрел на ящик и, с размаху, по-футбольному, ударил по нему ногой, загоняя обратно в стол.

Хорошо бы сварганить себе гоголь-моголь, внезапно подумал Евсей Наумович, удивляясь. Он никогда не испытывал особого тяготения к гоголь-моголю, а тут вдруг. И верно, что жизнь состоит из случайностей. Собью из одного яйца на пробу, как пойдет, решил Евсей Наумович и вернулся на кухню. Где-то на шкафу прятался миксер. Евсей Наумович придвинул к шкафу табурет, взобрался на него и принялся ворошить наугад рукой в каком-то хламе. Пожалуй, собью из двух яиц, передумал Евсей Наумович, из одного – только размазывать.

Телефонный звонок застал Евсея Наумовича как раз в тот момент, когда он нащупал миксер и пытался поудобней ухватить его пальцами. Пока Евсей Наумович раздумывал, слезть ему с табурета или достать, наконец, этот чертов миксер, звонок прекратился. И вновь зазвенел, едва Евсея Наумович, победителем, спрыгнул на пол с миксером в руках.

Звонила Лиза.

– Миксер искал на шкафу, – ответил Евсей Наумович в ответ на вопрос, почему не брал трубку. – Хочу сделать гоголь-моголь.

– Ну, Сейка! Двенадцатый час ночи, – ответила Лиза, – какой гоголь-моголь?!

– Такое мое желание, – упрямо произнес он. – Я люблю гоголь-моголь в двенадцать ночи.

– Твое дело, – не стала спорить Лиза. – Зусь рассказал мне твою историю.

– В двенадцать ночи? – ехидно перебил Евсей Наумович. – Где рассказал? В спальне?

– Будешь хамить, не узнаешь, что сказал Зусь в конце рабочего дня в своей конторе, – ответила Лиза. – А в спальне у меня был мой жених. Он вышел в ванную комнату и в хорошем настроении.

– Хорошо. Что сказал Зусь? – миролюбиво проговорил Евсей Наумович.

– Зусь звонил криминалистам, вернее, одному своему приятелю. И узнал, что на месте сгоревшего дома Сапегина следов книг не обнаружено.

– Неудивительно – сгорел целый дом, столько вещей, – перебил Евсей Наумович. – А тут книги.

– В связи с убийством расследование проводили очень тщательно, – продолжала Лиза. – В акте нет даже фрагментов, похожих на книжные издания. Видно, он был великий книгочей, твой ростовщик.

– Чушь! В любой хибаре хоть одна книга, да найдется, – сомневался Евсей Наумович.

– Так сказал Зусь, – продолжала Лиза. – Еще он сказал, чтобы ты не лез в это дело.

– Он мне уже говорил об этом! – буркнул Евсей Наумович.

– Получи свой залог и помалкивай, – терпеливо наставляла Лиза. – Деньги под залог ты вносил свои, личные. Что же касается Мурженки, то Зусь убежден, он тебя привлекать к делу не станет, не в его интересах лишний свидетель со стороны обвинения. И, вообще, Сейка, послушай меня. Уезжай ты из Питера, на время.

– Что?! – удивился Евсей Наумович. – Уехать?

– Человек ты немолодой. Столько пережил. И смерть жены, и волнения с убитым младенцем. Опять же история с твоими книгами. Сейчас полно туристках путевок, деньги у тебя есть. Отдохни. Уезжай куда-нибудь, хотя бы в Израиль, к своим еврейцам – говорят, хорошая страна. Поезжай недельки на две, развейся. Подумай, Сейка. Как раз вернешься к моей свадьбе, будешь свидетелем с моей стороны. Ведь у меня, Сейка, ближе тебя никого и нет в этом городе, – голос Лизы дрогнул. – Да и у тебя, мне кажется. Спокойной ночи, Сейка.

Евсей Наумович отстранил от уха трубку. Короткие сигналы отбоя, казалось, пунктирной тропинкой еще продолжают соединять его с Лизой. Лишь стоит положить трубку на рычаг, как тропинка оборвется.

И Евсей Наумович медлил.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Море посылало на берег волну за волной. Маленькие и нестрашные, они шумной ватагой выбегали на берег и, передохнув, уползали обратно под стеклянную гладь, оставляя на галечнике водяные пузырьки и шорох. А еще запах водорослей и рыбы.

Под тяжестью тела Евсея Наумовича, ножки складного кресла наполовину зарылись в песок. А сам Евсей Наумович прильнул голой спиной к основанию вышки спасателей и, прикрыв глаза, подремывал. Иногда он подносил ко лбу ладонь и, заслоняясь от солнца, смотрел на часы. Время тянулось медленно, как обычно бывает, когда за ним следишь в ожидании определенного часа.