Сезон дождей

– А я вот в магазин решил заскочить, – неожиданно для себя обронил Евсей Наумович, словно оправдывая свое ночное появление.

– В «суточник»? Вчера он был закрыт, – располагающе бросил Аркаша вслед соседа.

– Как – закрыт?! – через плечо произнес Евсей Наумович. – Вот те на! – и скатился с лестницы.

Продуктовый магазин «24 часа», что ютился за углом, на Московском проспекте, работал круглые сутки. Евсей Наумович им редко пользовался, он вполне обходился обычным магазином и рынком. Да и сейчас ему «суточник» был не нужен, разве что купить коробку конфет. Впрочем, конфеты, что принес Эрик, так и остались нетронуты.

Вялый ветерок лениво овевал лицо и руки Евсея Наумовича – зима в этом году выпала на редкость теплой, частенько проявляясь дождем вместо снега. Прошло уже почти два зимних месяца, а лыжи как стояли в туалете без дела, так и стоят.

Евсей Наумович шел вдоль закрытых на ночь магазинчиков с цветами, что теснились у обочины парка. В некоторых из них копошились продавцы, что-то подсчитывая. В ореоле цветов они походили на насекомых в куске янтаря. На ценники, выставленные рядом с цветами, смотреть было унизительно – некоторые тянули чуть ли не на половину пенсии за букет, да и отдельный цветок не каждый может себе позволить купить – одно расстройство.

Хорошо, что магазинчики закрыты, можно без упрека совести возвращаться с Лизой. Но тут взгляд Евсея Наумовича потеплел – он увидел бабку с ветками мимозы. Крупные, золотисто-желтые сережки в обрамлении остреньких листочков.

– Купишь? – без особой надежды спросила бабка, словив взгляд одинокого прохожего. – Недорого прошу. Замерзла вся.

Евсей Наумович остановился с индифферентным видом.

– На кой мне ваша мимоза? – проговорил он равнодушно.

– Что, на кой? Поднесешь жене, она тебя и обогреет.

– Меня, пожалуй, только печка обогреет, – продолжил Евсей Наумович с уловкой.

– Прямо-те! Печка! А сам еще и восьмой десяток не разменял.

– Сколько-сколько?! – опешил Евсей Наумович. – Ты что, старая?! Неужели я так выгляжу?

– Кто вас знает? – пошла бабка на попятную, ни к чему ей злить мужика, вдруг и купит мимозу. – Только ведь ночь, не видно. А так – седой, как лунь.

– Хорошо не лысый, – буркнул Евсей Наумович. – Сколько просишь за ветку?

– А сколько дашь? Холодно стоять. А кроме тебя никого. Даже ментов нет, проклятых. Давай тридцатку. Я еще ветку примкну, – бабка достала из ведра вторую такую же красавицу. – Ладно, гони двадцать рубчиков. Куда дешевле – полтора кирпича черняшки.

– Ладно, куплю, разжалобила ты меня, – Евсей Наумович достал тридцать рублей. – Пусть как сказала сначала. Тридцать так тридцать.

– Молодец, – одобрила бабка. – Возьми тогда и последнюю за так, – она достала третью ветку, протянула Евсею Наумовичу, подняла ведро, перевернула вверх дном. – Все! Пусто!

Запах мимозы – густой, терпкий и удивительно живой – колыхнул стылый ночной воздух, пробуждая память о зимней Ялте, куда несколько раз ездил с Натальей и маленьким Андроном.

Евсей Наумович зарыл нос в самую чащобу золотисто-желтых сережек. Так и зашагал дальше, вбирая в себя дух весны.

Эскалатор метро поднимал из глубины припозднившихся пассажиров. Казалось, их собирают где-то в преисподней и спешат показать, пока не закрыли станцию на ночь. Штучно и вместе с тем неторопливо и достойно. Усталые люди вытягивали шеи, стараясь поскорее вдохнуть свежий воздух.

И только Лиза, в меховой шапочке, с высоко поднятой головой разительно контрастировала с этой чередой снулых существ.

Евсей Наумович узнал ее сразу. И она сразу узнала Евсея Наумовича, впрочем, кроме него уже никого не было в вестибюле с притушенным дежурным освещением. В зимних сапожках на высоком каблуке, Лиза по росту оказалась вровень с Евсеем Наумовичем. И еще это пальто – замшевое, приталенное, со стоячим меховым воротом – придавало облику молодой женщины особую привлекательность.

Евсей Наумович оробел. Он помнил эту юную женщину маленькой и беззащитной.

– Ты какая-то другая, – произнес он, чуть сторонясь ее пылких объятий и, спохватившись, протянул ветки мимозы.

Лиза повесила на плечо сумочку, приняла мохнатые ветки и, заронив лицо в желтые сережки, глубоко втянула в себя терпкий запах, в блаженстве прикрыв веки с острыми черными ресницами.

– Какая прелесть, – прошептала она. – Спасибо, Сейка. Значит, я другая? Лучше или хуже?

Ее бледное лицо и впалые щеки в слабом освещении вестибюля странным образом слились с ветками мимозы в единый натюрморт.

– Граждане, освободите залу! – рыкнул голос из динамика. – Нечего тут.

Евсей Наумович медлил, с улыбкой глядя на Лизу.

– Папаша! – раздраженно добавил голос из динамика. – Встретил дочку и ступай себе. Нам тоже домой охота.

Лиза откинула голову и захохотала низким звучным смехом – теперь она чуть-чуть стала похожей на ту маленькую и бойкую девушку, которую помнил Евсей Наумович, но только чуть-чуть.

Невесть откуда взялся мелкий ленивый снежок. В его прозрачной пелене лицо Лизы казалось особенно прекрасным.

– Как доехала? Спокойно? – спросил Евсей Наумович.