Сфера

Но главное — и сам Бейли квакал об этом раз в несколько часов, — в США и по всему миру стремительно росло число прозрачных народных избранников. Почти все сочли, что тенденция необратима. Когда Сантос объявила о своей прозрачности, СМИ об этом написали, однако взрыва, на который рассчитывали в «Сфере», не произошло. Но люди логинились и смотрели, до них доходило, что Сантос убийственно серьезна, что она транслирует всю свою жизнь с утра до ночи, без фильтров и без цензуры, — и аудитория стала расти экспоненциально. Сантос ежедневно публиковала свой график, и ко второй неделе, когда у нее была назначена встреча с группой лоббистов, желавших бурить скважины в тундре на Аляске, совещание смотрели миллионы. С лоббистами она была прямодушна — ни проповедей, ни потворства. Она была откровенна, она задавала вопросы, какие обычно звучали за закрытыми дверями, и это зрелище захватывало, даже вдохновляло.

На третью неделю еще двадцать один избранник американского народа попросил «Сферу» о поддержке прозрачности. Мэр Сарасоты. Сенатор от Гавайев и, что неудивительно, оба калифорнийских сенатора. Весь муниципальный совет Сан-Хосе. Городской управляющий Индепенденса, штат Канзас. И едва полку прозрачных прибывало, Волхвы квакали, поспешно собирали пресс-конференцию, демонстрировали первую прозрачную минуту. К концу месяца со всего света поступили уже тысячи запросов. Стентон и Бейли заявляли, что изумлены, польщены, ошеломлены, однако их застали врасплох. «Сфера» не готова удовлетворить весь спрос. Но намерена стараться.

Закипел выпуск камер, пока не доступных простому потребителю. На заводе в китайской провинции Гуандун запустили новые смены; строили второй завод, чтобы учетверить производственные мощности. Едва включалась новая камера, едва новый лидер нации становился прозрачным, Стентон выпускал очередной пресс-релиз, устраивали очередной прием, и зрительская аудитория росла. К концу пятой недели 16 188 избранных представителей, от Линкольна до Лахора, перешли на полную прозрачность, а список предварительной записи все удлинялся.

На непрозрачных давили — сначала вежливо, затем невыносимо. Эксперты и избиратели задавали один и тот же вопрос, очевидный и оглушительный: что ты, такой мутный, скрываешь? Некоторые наблюдатели возражали, поминали приватность, твердили, что властям почти любого уровня необходимо ряд функций осуществлять за закрытыми дверями из соображений безопасности и эффективности, но общий импульс раздавил эти аргументы, как букашек, и тенденция крепла. Если ты действуешь не на свету, чем же ты занят в тени?

И регулярно случались чудеса, которые смахивали на высшую справедливость: едва кто-нибудь принимался визжать о якобы монополии «Сферы», о ее противозаконной монетизации пользовательских персональных данных или сочинял еще какие параноидальные и доказуемо ложные обвинения, вскоре выяснялось, что обвинитель — преступник или извращенец высшего разряда. Одного связали с сетью террористических ячеек в Иране. Другой покупал детскую порнографию. Всякий раз эти люди оказывались в новостях: следователи выносили у них из домов компьютеры, на которых было задано бесконечное множество немыслимых поисковых запросов и хранились груды противозаконных и непристойных материалов. Ну а что? Логично. Кто, кроме пограничных типов, станет препятствовать безукоризненному совершенствованию мира?

Спустя какие-то недели непрозрачные чиновники обернулись париями. Если они не соглашались на видеосъемку, прозрачные с ними не встречались, и все мутные очутились за бортом. Их электорат недоумевал, что такое они утаивают; их поражение на выборах было практически предопределено. Мало кто решится на предстоящих выборах любого уровня выставить свою кандидатуру, не став прозрачным, — что, по общему мнению, мгновенно и навсегда должно повысить качество кандидатов. Больше не будет на свете политиков, которые не отвечают за свои действия непосредственно и целиком, ибо их слова и поступки известны, записаны и бесспорны. Не останется ни кулуаров, ни грязных сговоров. Только ясность, только свет.