Шаг в будущее

— Если нас кто-нибудь не опередил, здесь должен быть жир для жарки. — Он заглянул в деревянную коробку на высокой полке. — Нам везет! Дело за вами, Мари-Луиза. Хорошо готовите? На берегу груда плавников.

Он повел ее к сложенным на песке в грубый очаг кирпичам. Фергус быстро собрал сухой папоротник и сложил горкой плавники. Он прикрывал спичку рукой, пока сухой папоротник не загорелся.

— Посидите и посушитесь. Я почищу рыбу, и мы займемся делом. Рыба пожарится за это время! — Пока он стоял у доски на коленях, перебирая и взвешивая улов, Луиза вошла в лачугу и нашла там почерневшую сковороду, чайник, ножи, вилки, толстые эмалированные миски.

Она ходила по песку, собирая новые плавники и бросая деревяшки в разгоревшийся костер. К тому времени, когда рыба была готова к жарке, в сковородке, установленной на решетке над пылающими угольями, уже трещал и дымился жир.

— Отлично! — Фергус опустил на шипящую сковородку приготовленное им филе, и аппетитный аромат жареной рыбы смешался с резким запахом горящего чайного дерева.

Вскоре он разложил готовую рыбу по мискам.

— Горячие тарелки! Вам высший балл! — В его глазах появилась веселая искорка. — Знаете что? В умении обойтись подручными средствами вы превзошли даже первую Мари-Луизу.

Она чувствовала нелепую волну удовольствия от небрежно высказанного комплимента. Спокойнее, Луиза. Еще немного, и ты станешь такой же глупой, романтичной и податливой, как та другая, твоя тезка. В следующий миг она позабыла обо всем, поскольку Фергус подал ей горячую тарелку с аппетитным золотистым филе. Они уселись на песке, а тарелки поставили на колени. Чуть позже Фергус поднялся и бросил заварку в почерневший чайник, исходящий паром на тлеющих углях.

— Будет прискорбно, если вы любите молоко с чаем, Мари-Луиза.

— Все равно. — В ее теперешнем мечтательном состоянии ей на самом деле было все равно. Действительно, чай Фергуса, черный и сильно отдающий запахом горелого чайного дерева, казался бы ей самым восхитительным чаем, который она пробовала, даже если бы его налили в кружку с отбитой эмалью.

Затем они убрали за собой, вымыв кипятком тарелки и поставив посуду на место.

Вернувшись к костру, Фергус бросил охапку плавников на умирающие угольки, потом они снова присели у занявшегося костра.

Сегодня белая ночь, лениво размышляла Луиза, раскуривая сигарету. Луна, затянутая вздымающимися облаками, тускнела. На мягком белом платке ночного неба горошком высыпали слабые звезды. Гребни волн в заливе серебрила тихоокеанская луна.

Фергус обратился к ней, тихо и нежно:

— Мари-Луиза…

Непонятный инстинкт заставил Луизу отодвинуться, но Фергус опередил ее. Его рука накрыла ее ладонь.

— Почему вы дрожите, Мари-Луиза?

— Неправда!

Он притянул ее к себе, так близко, что она заметила темный блеск в его глазах. Он поднял руку, чтобы коснуться гладкой кожи ее лица, и теперь Луиза действительно дрожала.

— Разве не хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

— Нет, не хочу! — Луиза боролась со своими чувствами.

— Но почему?

Она была смущена, неуверенна и знала только, что не желает небрежного, легкого поцелуя, только ради забавы. Что-то говорило ей: любить Фергуса — значит отдать ему сердце навсегда. Не будет спокойного расставания. Мудрее не рисковать, лучше остаться свободной и с целым сердцем, если еще возможно.

Она вырвалась, пытаясь придать своему смеху легкость и беззаботность.

— Я уже сказала, — перевела дыхание Луиза, — что не терплю бороду.

Удивительно, но он отпустил ее, просто посмотрел на нее тем пристальным взглядом, который мог запросто заставить ее отправить свое решение к черту, если она тут же не овладеет собой. Как в забытьи, Луиза услышала собственный голос, торопливый и немного визгливый.

— Не понимаю, зачем ты все еще носишь викторианскую прическу. Годовщина прошла, — она едва осознавала, что говорит, — так почему не сбреешь… бороду?

— Прости. — Он странно изменил тон. — Дело в том, что мне придется некоторое время носить ее. Ради особого события.

— Да? — Луизе с большим трудом удалось придать голосу беспечные и насмешливые нотки, но слова полились бурным потоком. — Что же еще? Новый юбилей?

На этот раз на ее колкость ответа не последовало. Она поймала взгляд Фергуса, который оставался таким же загадочным, но Фергус только вымолвил:

— Намного важнее. Я расскажу все, на днях. А пока…

Не успела она догадаться о его намерении, как он еще ближе притянул ее к себе, и, пока его губы искали ее рот, последнее, что она запомнила, — звезда, застрявшая в ветвях высокого чайного дерева. С Луизой случилось нечто необычное.

Неслышный шелест набегающих на берег волн вырос до шума ревущего вала, который смыл прежнюю уверенность и здравый смысл — все, кроме волнения, захлестнувшего ее с головой.

Луиза не знала, сколько прошло времени, прежде чем она вернулась к действительности и услышала тихий смех Фергуса. Она пригладила свои взлохмаченные волосы и сказала растерянно:

— Думаю… нам лучше уйти.

— Как скажешь, Мари-Луиза.