Шаг в палеолит

– Ладно, – согласился я, – давайте и правда посмотрим.

Меня самого слегка потряхивало, ведь появление керамики когда-то ознаменовало целый прорыв в человеческой цивилизации. Как бы не поважней того же колеса. Кроме шуток. Вон, южноамериканские цивилизации до какого могущества поднялись, а колеса не знали. Хотя, точнее, что такое круглый диск, знали, но следующий шаг отчего-то не сделали.

И не важно, получится у меня сейчас или нет, я своего всё равно добьюсь, но… хочу, чтобы получилось прямо сейчас! Аж тошнит – вот как хочется!!!

Печь была совершенно холодная. Кряхтя и стараясь как можно меньше измазаться в саже, я одну за другой извлёк на свет четыре глубокие чашки, большое блюдо, два горшка литров на пять, несколько глубоких пиал и кувшин с узким горлом и красиво изогнутой ручкой. И всё совершенно целое! Не просто целое, а даже ни малейшей трещинки, ни единого пережжённого пятна! Светло-серая, с лёгким голубоватым отливом, отзывающаяся на щелчок с приятным лёгким звоном. Господи, велик ты в милости своей, неужели получилось?! И хотя нужно было посмотреть, как она поведёт себя при нагреве, но по какой-то внутренней радостной дрожи я понял – получилось!

– Вот! – весело подмигнул я поражённым соплеменникам. – Теперь, друзья мои, есть вы будете, как белые люди, из своих тарелок, а пить из своих кружек.

А потом некоторое время был гончарный бум. Все приложились ручками к глине с тем или иным успехом. И, что самое интересное, лучше, чем у Хвата, не получилось ни у кого. Ему бы практики побольше, стал бы большим мастером. Но ему хочется быть великим охотником и бойцом, а не горшечником. Ну ничего, ломать его мечты не надо, а со временем потихоньку-помаленьку я его поверну в нужное русло. Пока же он регулярно выполняет урок – крутит горшки а-ля банка под засолку, только ёмкостью литров по десять. Работает хоть и без огонька, но старательно и качественно. Сам я занимаюсь эксклюзивом. Подбираю рецептуры глины с добавками, подсыпаю различный песок, жжёную кость, каменную пыль. Из состава, лучше всего реагирующего на нагрев, сделал пару котлов-горшков литров по пятнадцать, большой казан с крышкой и что-то типа сковороды, тяжёлую объёмную штуковину, тоже с крышкой. То и дело приходилось разжигать печь для обжига и поддерживать там нужный режим температуры, а махать «лопухом», вдувая воздух в печь, надоело моментально. Разозлившись, я оторвал от сидушки велосипеда трубку и, вытесав две широких доски, забабахал мощные меха на переносной станине – хочешь рукой качай, хочешь ногой. Сразу жить стало лучше, жить стало веселей. Сделал вдогонку ещё одни, маленькие, для костра.

А ещё я сделал именные кружки, этакие добротные полулитровые бочонки с ручками из завитушек, и, самое главное, на каждой кружке была своя аппликация и имя. У Соле – мультяшное улыбчивое солнышко, у её брата, соответственно, белка, смахивающая на ту, что зажигает в «Ледниковом периоде». У Хвата на кружке – растопыренная пятерня, а Хатак получил изображение перца и подпись: «Хатак – крутой перец». Кстати, что такое перец, знали все. Благодаря маленькому стручку красного злого перца, незнамо как оказавшемуся вместе с другими специями. Из горсточки семян, которые я бережно извлёк из него, взошло только восемь кустиков, которым я оказывал повышенное внимание. Правда, Хатаку всё равно долго пришлось растолковывать, что значит «крутой перец». Потом я не выдержал и скормил ему кусочек в чистом виде. Вот тут он и оценил, хе-хе…

Ну и себе, любимому, на кружке вычурными завитушками выложил скромно и просто «Я».

Все от своих кружек были в восторге. Да и то правда, получилось здорово. Не зря я шесть лет в детстве отходил в изостудию.

У Соле явный талант к рисованию. Когда наступит нелётная погода, я имею в виду позднюю осень и зиму, займусь с ней основательно.

И опять время словно ускорилось. Наконец к середине лета прогрелась маленькая речка. Теперь в небольшом затоне в обязательном порядке каждый день я всех обучаю плаванию. Можно было и раньше, но мотаться каждый день до Волги с километр – опасно. Это не двадцать первый век. В затоне-то вода давно прогрелась, да только, чтобы до неё добраться, нужно метров двадцать через камыши и осоку ломиться по колено в илу. Так что маленькая речка – лучший вариант.

Сказать, что моей инициативе обрадовались, – это сильно погрешить против истины, скорее, наоборот. С плаванием тут было совсем плохо, то есть совсем никак. Когда я притащил на берег своих «падаванов» и продемонстрировал, как люди могут плавать, они были в шоке, а когда я нырнул в одном месте, а вынырнул в другом, я застал их в совершенной панике. Пришлось вылезать из воды и, усадив их вокруг себя, снова делать мистическую накачку такого, казалось, простого дела, как плавание.