Потом мы принимали подарки и благодарили гостей. А потом нас наконец отпустили. Но, надо сказать огромное спасибо родителям Прохора за то, что нас сразу проводили в наш дом и нашу спальню, благо пройти можно было не только по улице, но и через внутреннюю калитку. Гости ещё долго шумели на поляне перед нашими домами, но нас это уже не волновало. Мы были вдвоём во всё мире.
Когда за нашими спинами закрылись двери спальни и шум свадьбы стих, отрезанный этим простым действием, Прохор повернулся ко мне и, вдруг резко наклонившись, буквально впился в меня губвми.
— Кира-а, — прошептал он, размыкая губы, — Любимая… Моя… — чередовал он слова и поцелуи. А я даже и не говорила ничего. Я просто таяла в его руках и хотела таять так вечно. Сама целовала его обнимала и ласкала. Мы не сговариваясь начали раздевать друг друга, но не в резком порыве страсти, а медленно, сдерживая желание. Вот Прохор снимает мне фату и убирает шпильки из волос, целуя при этом шею и прикусывая ухо. Вот я, извернувшись, снимаю с него рубаху и, наклонившись, целую грудь и живот, прослеживая губами дорожку волос до брюк.
Прохор резко втягивает воздух и, простонав, — Ки-и-р-р-а-а… что творишь…, снимает с меня платье, буквально одним движением, расстегнув все пуговицы на спине. Платье упало к моим ногам вместе с подъюбником. Прохор подхватил меня на руки и положил на кровать.
— Какая же ты вкусная, — оставляя цепочку поцелуев от ключицы до живота и попутно снимая оставшуюся одежду, проговорил он. А я несколько не стесняюсь видеть его обнажённым. наоборот, хочу любоваться, трогать и ласкать это совершенное мужское тело.
На минуту мы разомкнули объятия, чтобы посмотреть друг на друга. И, как будто, жаркой волной нас кинуло навстречу и мы сплелись в объятьях, лихорадочно шепча имена и впиваясь поцелуями в губы, которые уже опухли, но были желанны и сладки.
— Кира, девочка моя родная, — выдохнул Прохор, — Потерпи чуть-чуть. И он медленно начал входить в меня, уже готовую его принять, ждущую и даже требующую этого проникновения, покрывая при этом лёгкими поцелуями моё лицо. Лёгкая боль известила меня, что наконец я стала полноценной женщиной. Но, никакого сожаления не возникло. Я плавилась от желания принадлежать этому мужчине, чувствовать только его, быть только с ним.
— Мой, — шепчу я.
— Кирюша, чудо ты мой кареглазое… Девочка моя… С каждым движением его слова становились всё более рваными, дыхание прерывистым. И я подстраивалась под него. Не знаю, что там говорят и пишут про первый раз и резкую боль. Боль была, но уже прошла. А я хотела Прохора ещё. Хотела ярче, полнее, глубже… И, как могла, показывала ему это: хваталась за его плечи, яростно прижимаясь плотнее, оставляя при этом царапины. Мы, то усиливали движение навстречу друг другу, то вдруг замирали и я ощущала такую нужную, такую родную, такую пульсирующую и дразнящую полноту во мне.
Мы оба выдохлись. Но, вместе с усталостью, чувствовали и какую-то лёгкую и приятную опустошённость. расслабленность и негу. Мелькнула мысль о ванне, но мои глаза сами закрылись и я моментально уснула лёгким и приятным сном, уткнувшись носом в подмышку моего мужчины. Даже не чувствуя при этом тяжести ноги, которую Прохор собственнически закинул на меня, обняв и притянув к себе вплотную.
Всю оставшуюся ночь мне снился солнечный день, зелёный ромашковый луг и мы с Прохором, смеющиеся и бегущие навстречу друг другу, раскинув руки. Красиво, подумала я сквозь сон и обняла любимого покрепче, получив в ответ лёгкий поцелуй.
А утром я подскочила от дикого крика Прохора и грохота мебели. Открыв испуганно глаза, увидела своего дорогого мужа выплясывающего дикий танец со стулом и орущего во всё горло моё имя.
Через мгновенье двери нашей спальни распахнулись и на нас уставились мои степные родственники в настороженных позах и с кинжалами в руках.
— Что случилось? — тревожно спросил Карог.
Прохор медленно поставил стул. Выпрямился и торжественно произнёс:
— Ко мне вернулась магия.
"Наша семейная жизнь началась, кажется… Какой она будет, от нас зависит." — Записала я в дневнике, который вознамерилась вести после свадьбы. Хотела записывать важные события и наше отношение к ним. Но, пока ничего не случалось и я забыла о дневнике, положив его в ящик стола.
Эпилог
Прошло десять лет.
"— Госпожа Смирнова, я требую внимательно рассмотреть мою заявку, — пожилой гном, с седой бородой, заплетённой в косички, потрясал передо мной пухлой пачкой листов.
— А я настоятельно рекомендую вам, ещё раз внимательно проссчитать последствия. Вы не учли многие факторы.
Этот гном приходит в наше бюро уже не первый раз. Некоторые его изобретения мы приняли, но последняя его идея — колесо обозрения- требовала серьёзной доработки в плане безопасности. Поэтому я упиралась, а он настаивал, обещая всё исправить по ходу действия.