Парклендский Проселок меня поражает. Хоть я и старалась отыскать его начало, но стоило оказаться на нем, как только и оставалось: шагай прямо по нему, и доберешься куда хочешь, — для меня это идеально, жалею, что и жизнь не может идти так же. Тоненькой зеленой полоской прорезает он северный Лондон, а поскольку на деревьях густая летняя листва, то я едва различаю стены домов, напоминающие мне, что вообще–то я в городе. Время от времени прохожу через сплошь покрытые надписями и рисунками тоннели или миную разросшиеся игровые площадки, которые природа, похоже, возвращает в первобытное состояние, делая чересчур опасными для детишек, которым они предназначались. Пройдя через какие–то железнодорожные арки, поднимаю взгляд и вижу над собой каменное существо, эльф какой–то или фея, по–моему, грозит мне со стены, словно пытается схватить меня — аж мурашки по коже побежали. Догадываюсь: подразумевалось, что это произведение искусства, — только мне оно не нравится, и я спешу дальше.
Странно, но мне едва верится: недели не прошло, а как далеко я зашла, как неестественно легко оказалось начать всю мою жизнь сызнова и как все в конце концов может оказаться хорошо, коль скоро я сделала это. Со мной все будет в порядке, пока я не стану думать о Бене или Чарли, о том, чем могут они быть заняты в данный момент, об их первых выходных в одиночестве, о том, как им вдвоем живется. Стараюсь не признаваться себе, что сделанное мною — сумасшествие, нечто непростительное. Пусть Бен, может, больше и не любит меня, все равно я исчезла, он не знает, где я, как я, жива ли я или мертва.
Отвлекаюсь и всю себя настраиваю на то, чтобы неустанно передвигать ногами, все мысли устремляю на случившееся в эту неделю: стараюсь больше не думать, что было прежде, — и растворяюсь в ритме податливой почвы, пробивающихся к жизни деревьев и своих мерных шагов. Не успеваю опомниться, как оказывается — хожу уже около часа. Я почти дошла до конца этого тоннеля, что помогло мне воссоединиться с землей, помогло снова спуститься на землю. Солнце, должно быть, зашло за облако, краски сменились с бодряще–желтых и ярких свеже–зеленых на вгоняющие в тоску коричневые и тускло–серые. Становится прохладнее. Поворачиваю налево, под ногами слегка потрескивают упавшие гниющие ветки, а я вышагиваю по узкой тропке меж деревьев туда, откуда доносится шум уличного движения.