«Дорогая моя дочка! Пишу из Блуа, куда я приехала по вызову маркиза де Сен-Реми. Мне было вовсе не на руку бросать Лавальер в такую пору когда хозяйственные заботы так и кипят, но твоему отчиму опять стало очень плохо. Ах, вообще в последнее время наши дела идут не очень-то хорошо!
Я с ужасом гляжу в будущее. Маркиз с таким трудом получил несколько лет тому назад эту службу у герцогов Орлеанских, все шло как будто хорошо, но в последнее время почва опять заколебалась у него под ногами. Герцогиня шлет одно резкое письмо за другим, маркизу все время строят разные каверзы, непрестанно донимают его всевозможными придирками, и сразу видно, что ищут только предлога, чтобы отказать ему. Но что будет тогда с нами. Один Бог знает! Лавальер не дает дохода, только-только удается покрыть расходы, а ведь больше у нас ничего нет.
А тут еще и ты огорчаешь нас. Маркиз прямо называет тебя неблагодарной, но я убеждена, что он неверно осведомлен. Люди злы и готовы сочинить, что угодно. Впрочем я не могла как следует расспросить маркиза, потому что он очень, очень болен и мне не хотелось волновать его.
Но, повторяю, я и так уверена, что маркиз получил неточные сведения. Я знаю тебя, ты – умна, добра и хорошая дочь. Разве могла бы ты забыть, что маркиз всегда был тебе истинным отцом, что мне тяжело на старости лет считать каждый грош, что твой брат, не имея протекции, никогда не добьется повышения, что твоей сестре скоро надо будет показаться в свете? Нет, нет! Я уверена, что все это – сплетни. Наверное, король просто как-нибудь пошутил с тобой, может быть, в добрую минуту сказал тебе несколько ничего не значащих любезностей, а завистники сочинили из этого целую историю. Потому что, если бы… Но нет, нет! Что говорить о том, что невозможно? Кто различит среди пышных придворных роз скромную туреннскую фиалку?
Крепко целую тебя, моя милая Луизетта, и выражаю твердую уверенность, что ты не забудешь о существовании своих близких.
– И эта дурочка еще уверяет, что маркиза де Сен-Реми… О, наивность! – воскликнула Беатриса, звонко расхохотавшись.
Затем она вскочила с места, схватила с бюро лист пергамента с витиеватой надписью на титульном листе: «Родословное древо девицы де Конта, виконтессы де Перигор де ла Грэ дю Бонтаржи», – и, прижимая его к груди, принялась танцевать какую-то дикую, фантастическую пляску.
XIX
Быстро мчались кони, пожирая одно лье за другим. Комочком съежившись, в углу экипажа сидел король Людовик. Его воспаленный взор машинально улавливал путевые картины, ничего не воспринимая, не запоминая, не реагируя, И все мысли, все чувства сосредоточивались в двух словах: «скорей» и вперед»!
Вот темным пятном синеет вдали лес, набегает, ширится, высится. Вот охватила со всех сторон ароматная лесная полутьма. Вперед! Вперед!
Крутой сбег пути, резкий заворот, стальной блик реки. Бурей проносится экипаж по шаткому мосту. Ходуном ходят расшатавшиеся бревна, скрипят и напрягаются скрепы, того гляди – все расползется, поплывет. Что за забота? Только вперед… вперед!