Шах королеве. Пастушка королевского двора

Людовик горделиво отошел в сторону и стал так, чтобы видеть перед собой весь зал. Затея брата очень забавляла его, но он и не думал принять участие в общей ловле. Вот еще! Если какая-нибудь вакханка особенно понравится ему, всегда будет время напомнить, что он – все-таки король Людовик! Но интереснее всего позабавиться общей картиной. Вот ведь как все насторожились, точно собаки на зверином следу!

Вдруг послышался какой-то страстный вопль многих женских голосов, часть стены, где дикий виноград маскировал широкую дверь, неожиданно распахнулась, и в зал вбежала толпа разнузданных вакханок. Легкие сандалии, венок из плюща на распущенных волосах да тигровая шкура, наброшенная на обнаженное плечо, составляли весь их костюм.

Размахивая увитыми плющом тирсами, вакханки выбежали на центральную площадку и с гортанным, призывным воем «Эвоэ, Вакх!» рассыпались по дорожкам. Поднялось что-то невообразимое. Мужчины кинулись вдогонку за женщинами, а те, не переставая издавать дразнящие дикие звуки, увертывались, скакали, словно вспугнутые козочки, через кусты в клумбы, чтобы трепетно замереть наконец в объятьях счастливого охотника.

Король воспаленным взором следил за общей сумятицей. Он любовался, как несся ловкий Вард за стройной, упругой брюнеткой, перепрыгивая через кусты и дорожки и в то же время никого не задевая и не толкая. Он смеялся, видя, как старый Майетон, от которого никак уже нельзя было ожидать особой прыти, заменив опытом и хитростью ловкость и силу, оттеснил в сторону трех молодых соперников и быстро завладел намеченной им себе жертвой. А там тяжелый, грузный, противный колосс Равидон рухнул прямо на шипы розового куста, споткнувшись о ногу, предательски подставленную ему увертливой рыженькой вакханкой с нежной, словно прозрачной кожей, сквозь которую просвечивали голубоватые жилки, и плутовскими черными глазенками. Король в восторге захлопал себя по бедрам (граф де Равидон всегда вызывал в нем чувство глубокой антипатии) и тут же зааплодировал, увидев, как Филипп, стрелой перемахнув через куст, в одно мгновение ока схватил в объятия не успешную увернуться рыженькую.

Но вот суматоха затихла, все вакханки были переловлены. Победители, гордо обняв свою добычу важно пошли по дорожкам. Несчастливцы (их было очень немного) старались пренебрежительной улыбкой показать, что неудача нисколько не огорчает их и если бы они захотели…

Слегка задыхаясь и обнимая свою рыженькую, Филипп подошел к Людовику.

– Что я вижу! – воскликнул он. – Как, ты никого не поймал? Но ты, по-видимому, и не участвовал в общей охоте, Неужели никто из возбудил в тебе желания ловить и поймать? А ведь здесь много настоящих красавиц. Посмотри-ка хоть на мою добычу! Что, небось хотелось бы быть на моем месте?

– Я чувствовал бы себя глубоко несчастным, если бы оказался на твоем месте! – ответил король.

Рыженькая сверкнула черными глазенками и скорчила обиженную гримасу, а Филипп с некоторым смущением спросил:

– Как? Разве ты находишь…

– Я нахожу, что несчастье – обнимать одну, когда хочется обнять всех, всех! – хрипло ответил король.

Филипп засмеялся и шепнул на ухо брату:

– Погоди, за ужином ты обнимешь прекраснейшую женщину, обнимая которую можешь искренне думать, что обнимаешь всех!

Он прошел дальше и кивнул метрдотелю, ожидавшему у одной из дверей. Тот быстро удалился. Тогда Филипп захлопал в ладоши и, крикнув: «к пиру, господа, к пиру!» – повел вперед свою рыженькую. За ним гурьбой пошли и парные, и одинокие, счастливчики и неудачники.

Томные, вкрадчивые рыдания скрипок оркестра Люлли встретили гостей при входе в столовую. Ароматной, дурманящей волной пахнул на них ветерок из одной комнаты, воздух которой был пронизан цветами и куреньями.

Посредине столовой полукругом изогнулся стол. В ярком блеске люстр и канделябров радужными пятнами сверкали цветы, искрился хрусталь, расползались лучистыми отсветами массивное серебро и золото. Вместо стульев или кресел по касательной к дуге стола были поставлены увитые цветами кушетки.

Филипп подвел короля к середине стола и затем принялся рассаживать гостей, стараясь устроить так, чтобы неудачники все же хоть с одной стороны имели возле себя вакханку. Когда все было приведено в порядок, он возлег сам через место от короля, от которого его отделяла рыженькая.

Полулежа на своей кушетке, король оглянулся по сторонам и только теперь заметил, что как раз против его места к столу примыкал круглый выступ, шириной локтей в семь. У самых краев этот круг был обвит, как и все здесь, гирляндой разных цветов. Но внимание короля было тут же отвлечено пестрым роем лакеев, забегавших с кувшинами и блюдами.

Людовик подставил свой кубок под струю темно-красного бургундского и залпом выпил благородное, старое вино. И еще более пряно запахли для него цветы, еще страстнее зарыдали скрипки!