Шахматист

Девушка приблизилась ко мне. Очень близко. Между нами оставалось пара сантиметров. Что это значит? Я закрыл глаза интуитивно, в попытке подумать, но почувствовал лишь невероятно тёплое и нежное прикосновение её губ. Одно, второе, третье. Она поцеловала меня. Внутри всё забилось. Голова сразу же прошла. Как будто бы меня не били вчера трубой по затылку. Сейчас меня била по голове только любовь. Лера положила свою руку мне на щеку. Вдруг дверь палаты скрипнула, я открыл глаза, а Лера отпрянула.

— Саш, это не то… — она не успела объяснить это стоящему в дверях Ветвицкому.

— Не то, что я думаю? Да, определённо не то, — догворил за неё адвокат.

— Нет, подожди! Постой! — закричала девушка.

Она взяла свою сумку и выбежала за ним. Палата опустела. Что это было? Ей не хватило моей боли? Она хотела ещё? Какой необычный способ разбить человеку сердце.

В палату вновь зашли Сергеич с Максом — тот вернулся за забытым на тумбе телефоном.

— Это что сейчас было? — спросил Брюллов.

— Убийство, — сказал я, задыхаясь.

— В каком смысле? — не понимал друг.

— Убийство моего сердца.

Я заплакал. Голова заболела сильнее. Но разве головная боль могла сравниться с тем, что творилось в душе? Я плакал, задыхался, касаясь сердца, будто бы там была сквозная рана. Голова кружилась, тошнота подступила к горлу.

— Она… поцеловала, — это всё, что я смог сказать друзьям.

Я увидел лицо Макса, и как он приложил руку к своему рту.

— Тише, тише тебя нельзя, — пытался успокоить меня он.

Но разве я слушал? Разве мне было хоть какое-то дело до моего состояния? Всё, чего я хотел, это вылить то дерьмо, что накопилось во мне. Если до этого я был очень сильно растерян и огорчён, то сейчас я был сломлен. Я не мог перестать плакать. Как и Макс не мог перестать меня успокаивать. Сергеич пошёл за врачом, и мне вкололи успокоительное. Друг сидел и держал меня за руку.

— Я рядом. Знаю, так себе поддержка, но… Прости меня.

Я не понимал, за что он извиняется. Словно он виновник всего, что произошло. Но виновник скрылся. Я услышал, как Сергеич спросил шёпотом у Макса:

— Ты не знаешь, где вчера был Ветвицкий?

— С Лерой. Они уехали к ней домой. Вечер-праздник, — ответил Брюллов.

— А у него есть машина?

— Не знаю. А что? — не понимал он.

— Да так, просто, — задумчиво сказал психолог.

Вдруг их шепот усилился.

— Отдыхай. Не волнуйся, прошу. Мы придём вечером, — уже вслух сказал Сергеич.

Так и произошло. Они доложили мне, что нашли и опросили всех водителей в тех районах. На это у них ушёл весь день. А я всё это время лежал и задавался лишь одним вопросом: зачем Лера так поступила? Я не понимал, любит она меня или нет. Не понимал, зачем ей Ветвицкий. Вопрос был не из простых. Так прошли три недели. Первую неделю Макс и Сергеич приходили регулярно. Но потом психолог приходил всё реже, и остался только Макс. Он приносил мне перекус, болтал со мной, обсуждал дело и просил совета. Саша пришёл в больницу позже всех. Неудивительно, ведь на него свалилась тяжёлая ноша. Я не мог патрулировать, поэтому ему приходилось порой замещать меня. Я был ему благодарен. Однажды он пришёл ко мне и случайно проболтался о новых трупах. Макс долго злился на него, ведь Брюллов пытался уберечь меня от самоуничижения, хотел, чтобы я отдохнул. Но я ни на минуту не мог расслабиться. Я думал о вопросе, что грыз меня изнутри. Думал о собственном провале. Поэтому и спокойно отреагировал на эту информацию. Сожалел ли я? Конечно. Три новых трупа — это не хуры-мухры. Но это лишь усилило моё желание вернуться к работе. Лера так и не пришла.

И вот наконец после довольно долгой реабилитации я вернулся в участок. Открыв двери своего кабинета, я неожиданно увидел Сергеича и Ветвицкого. Я испугался. Мне было стыдно перед ним за то, что произошло в больнице, хоть я ни в чём не был не виноват.

— Привет, Миша! С выздоровлением тебя! — поприветствовал меня адвокат. — Прости, что не навестил тебя. Я хотел зайти с самого начала, но… Ты знаешь. — объяснился он.

— Это я должен извиняться. Я не хотел, чтобы так вышло, — промямлил я.

— Слушай. Мы решили этот вопрос с Лерой. Я знаю, что это она натворила ерунду, а не ты. Я не держу на тебя зла, — произнёс он, положив руку мне на плечо.

— Спасибо. А что вы тут делаете? — перевёл тему я.

— Ветвицкий пришёл к Лере поговорить, зашёл к нам, увидел, что я тут шахматную партию разбираю. Оказывается, он тоже играл, — пояснил Сергеич.

— Ты тоже играл в шахматы? — задал тупой вопрос я.

— Недолго, всего год. Уже ничего толком не помню, но мой отец безумно любил эту игру, чего не скажешь про меня. Вот это, кстати, его любимая партия. — Он поднял со стола листок, на котором было написано «Пассивная жертва белых».

— Интересная концепция. Для начала ты создаёшь полную иллюзию того, что ты совершенно неумелый игрок. Или упустил что-то и проигрываешь, жертвуя своими фигурами. А потом всего за два хода ставишь мат. Папа вечно меня так обманывал, — усмехаясь, проговорил он.

— Не припоминаю, чтобы этот листок был у меня, — нахмурился Сергеич.