Шахта дьявола

Улыбка Тьяго носит высокомерно-победоносный характер, когда он показывает мне свой средний и безымянный пальцы, оба блестящие и покрытые моим возбуждением. Я хнычу, пораженная.

Но он не милостивый победитель.

Он сжимает мою челюсть до тех пор, пока мои губы не раздвигаются, и засовывает мне в рот оба пальца.

— Попробуй, как сильно ты меня хочешь, — командует он.

Мои глаза расширяются от возмущенного удивления, но у меня нет времени осознавать это. Другая его рука занимает место первой и возвращается в мои трусики. Он проскальзывает между моими складками ко входу и засовывает в меня палец.

— Омф… — Мое восклицание заглушается пальцами, которые он сует мне в горло.

Тьяго вылезает из моей киски и засасывает палец в свой рот. Я наблюдаю, как его глаза закатываются, удовольствие искажает его черты. Он вводит и вынимает палец изо рта одновременно с теми, что все еще у меня. Есть что-то невероятно непристойное в том, что мы оба вместе слизываем мои соки, и я рада, что его больше нет в моей киске и он не чувствует, как я сжалась при виде этого.

— Ты такая вкусная, твои соки по всей моей руке, — говорит он, облизывая ладонь и запястье, как бешеное животное. Но он прав: мое возбуждение впитывает его руку. — Ты уже готова это признать?

Он вытаскивает пальцы изо рта, давая мне возможность ответить. — Это ничего не значит, — заикаюсь я. — Это неконтролируемая реакция моего тела.

В глазах Тьяго вспыхивает что-то опасное. Он снова дергает меня за волосы, вызывая прилив восхитительной боли, пробегающий по моей шее.

— Не волнуйся. Я никому не скажу, как ты отчаянно хочешь трахнуть своего жениха-преступника.

Я задыхаюсь, когда он снова вводит в меня палец, вонзая его по самую рукоять. Его хватка на моих волосах удерживает меня от падения на него, но я бессильна удержаться от того, чтобы мои веки не закрылись. Я больше не могу выносить его пылкий взгляд на свое лицо, это слишком интимно.

Когда я думаю, что больше не могу, он прижимает второй палец рядом с первым и толкает меня внутрь. Я шиплю от тесноты. Моя киска туго натянута вокруг его пальцев, и они вошли только наполовину.

Его рот приближается к моему уху, заставляя меня вздрогнуть. — Ты девственница? — он рычит.

— Нет, — говорю я самодовольно, радуясь, что могу показать ему, что я не просто его собственность.

Он кусает мою челюсть, его зубы злобно впиваются мне в кожу. Боль взрывается вдоль моего лица, прежде чем он слизывает ее.

— Сколько? — он тянет. — Сколько мужчин мне придется вытрахать из твоей тугой киски?

Я всегда ненавидела чрезмерно собственнических и контролирующих мужчин, поэтому, по логике вещей, я должна ненавидеть все, что связано с его жестокой, пещерной манерой, с которой он требует ответов.

Логически.

Вместо этого его грубые, первобытные слова разжигают мою кровь, пока я не чувствую, что вот-вот взорвусь. Как он это делает, как он меняет все, что, как мне казалось, я знала о себе?

— Я испорченный товар, уже израсходованный, — отвечаю я запинаясь. — Купи себе девственную невесту, я тебе не нужна.

Яд оседает у меня в желудке, когда я бросаю вызов самой себе. Прямо закипает, когда я думаю об Адриане и о том, что я уже всего лишь замена его настоящей любви.

— Дело не в том, чтобы начать, а в том, чтобы закончить, — мурлычет он невозмутимо. — И я буду последним мужчиной, который когда-либо трахал эту сладкую киску.

Он входит и выходит из меня, ослабляя меня, заставляя меня потерять свой всегда любящий разум.

— Сотня, — задыхаюсь я. — Сто человек.

— Действительно? — Он делает паузу, затем вводит в меня свои толстые пальцы по самую рукоять. Я вскрикиваю от грубости его вторжения, от натяжения, от невозможного ощущения его пальцев так глубоко внутри меня. — И ты все еще такая напряженная?

Его слова дразнят, показывая, что он не верит мне ни на секунду. Он снова играет со мной, но на этот раз в игре, где он гроссмейстер, а я только новичок.

— Меня не волнует, кого ты трахнула, амор . Я сомневаюсь, что кто-то из них что-то значил для тебя, а если и значил, ты забудешь о них в тот момент, когда мой член погрузится в эту тугую киску и объявит ее своим домом. — Его толчки становятся более грубыми и наказывающими, когда он приближает свое лицо к моему, пока наши губы не разделяются на волосок. На мгновение мне кажется, что он собирается меня поцеловать, и вместо того, чтобы отвернуться, похоть заставляет меня поднять подбородок вверх. — Но с этого дня твоя киска будет моей и только моей. Если я увижу, как ты флиртуешь с кем-то еще, если я увижу, как ты танцуешь, улыбаешься или каким-либо образом развлекаешь другого мужчину. — Он делает паузу, его рот растягивается в холодной, устрашающей улыбке. — Ты узнаешь, как дьявол получил свою репутацию.