Шале

Январь 2020 года, Ла-Мадьер, Франция

Хьюго

— Боже, какая скука! — вздыхает Реа уже в который раз. Мы успели сыграть в «Монополию», «Счастливый случай», в покер и блек-джек. Ни интернет, ни спутниковое телевидение не работают из-за снегопада. По крайней мере, мы занимались сексом — это уже что-то, но Реа ведет себя как зверь в клетке.

— Сколько можно торчать тут взаперти! — возмущается она. — Когда, по-твоему, мы сможем уехать? Я ужасно хочу домой.

— Дорогая, ты же знаешь, что Милли сказала: сегодня все дороги закрыты. Да если б и нет: рейсы отменяют, и на самолет нам никак не попасть. Через пару дней погода исправится, сядем на свой рейс, как собирались, а пока…

— Пару дней! — восклицает Реа. — Ты должен что-то сделать, Хьюго!

Я корчу гримасу.

— И что же? Приятно, конечно, что ты считаешь меня всемогущим, но я не могу соперничать с худшей снежной бурей за последние двадцать лет.

Пытаясь взять ее за руку, я уговариваю:

— Есть места и похуже, где можно застрять, любовь моя. Тут полный комфорт, мы в тепле и уюте, да еще Милли готовит нам потрясающую еду…

— Да и вино отменное, — вставляет Саймон, поднимая вверх свой бокал. Сейчас только четыре часа, а он уже почти опустошил бутылку.

Реа отворачивается от меня и прислоняется лбом к панорамному окну. Сверху доносится плач Иниго.

— У меня уже клаустрофобия, — жалуется она. — И я хочу домой.

39

Ранее

Когда я проснулась, мамы не было. Опять. Я пошла в школу, потому что мне уже надоело с ней возиться, и я достаточно выросла, чтобы самой позаботиться о себе, а не звонить сразу же Анне. Пока я буду в школе, мама наверняка вернется домой и потом все равно поднимет шум по какому-нибудь пустяку — как обычно.

Но позже, когда я сидела на математике, меня позвали к директору.

Мне стало не по себе. Боже мой! Что мама еще натворила? Ее опять забрали в госпиталь? Самое плохое, что с ней случалось, это когда она явилась в «Теско» в ночной рубашке и стала сбрасывать с полок товары, а ребята из школы увидели ее там, и они знали, кто она такая. Я надеялась, ничего подобного не произошло.

Я не удивилась, когда увидела в кабинете директора Анну — она всегда приходила, когда случалось что-то в этом роде, — но появление двух полицейских, мужчины и женщины, застало меня врасплох. Я подумала, это означает, что маму арестовали.

— Вот и ты! Спасибо, что пришла. Садись, пожалуйста.

Еще никогда директор, мистер Хардкасл, не разговаривал со мной так ласково.

— Боюсь, у нас для тебя плохие новости.

— Что-то с мамой? — безнадежно спросила я, потому что, конечно, так и было. Что еще могло случиться?

— Да, боюсь, что так, — ответила Анна. Голос ее звучал напряженно, как будто она старалась не заплакать. Она далеко не впервые приходила в школу сообщить мне плохие новости про маму, но никогда себя так не вела.

— В чем дело? — спросила я. Голос у меня внезапно сел. — Что на этот раз?

Анна подошла ближе и взяла меня за руку.

— Даже не знаю, как тебе сказать… Сегодня утром твою маму нашли мертвой.

Я поглядела на Анну и увидела у нее в глазах слезы. Наверное, я ослышалась.