Шаляпин

Новый тип артиста утверждался в русском театре XX века параллельно с формированием режиссерского театра. Шаляпин же олицетворял на отечественной и мировой музыкальной сцене некую синтезирующую силу, которая воздействовала на спектакль изнутри, композиционно и концептуально скрепляла его, поднимала на уровень высочайшего художественного обобщения, превращала в целостный «художественный аккорд». Но достичь его даже Шаляпину было не всегда по силам.

Взыскательный художник требовал предельной творческой отдачи и даже подвижничества от своих партнеров, от дирижеров и хористов, от сценографов и оркестрантов. Характерно письмо Федора Ивановича В. А. Теляковскому 31 (18) января 1912 года: «Сознаюсь, что мне очень неприятно, или, вернее, жалко покидать Москву, но провинциальная жизнь, кружковщина этого города, всевозможнейшие сплетни и всякие мелочи, выросшие в последние два-три года здесь в такие колоссальные размеры, положительно давят и не знаешь, как на все реагировать… Когда я думаю о том, что мне пришлось заниматься здесь постановками, требующими большого хладнокровия и выдержки, — меня начинает брать страх, мною овладевает беспокойство, и я ясно понимаю, что все равно работать хорошо я не в состоянии, а петь кое-что и кое-как при отсутствии труппы, при отсутствии света в театре, при — опять повторю — провинциальной обстановке на сцене, — вполне отвечающей городской жизни, — при всех семейных артистах и хористках, штопающих чулки и спорящих о дороговизне овощей, — петь и играть, и тем более заниматься режиссерством — мне представляется совершенно невозможным — это уже в достаточной степени все надоело, и продолжать дальше в этом духе я не могу».

Несоизмеримость масштаба личности и таланта артиста с его театральным окружением — один журнал поместил карикатуру, изображающую артиста Гулливером, опутанным по рукам и ногам лилипутами, — рождала чувство неудовлетворенности и одиночества художника, опередившего свое время. «У нас не умеют ценить, беречь и уважать больших людей, — сокрушался критик Л. Добронравов. — Даже не любят их — скрытно, так где-то, на дне души. Как только станет заметен человек, виден всем и отовсюду — сейчас в него каждый норовит запустить комочек грязи. Удивительная черта!»

Глава 3

ЖИЗНЬ НА ДВА ДОМА

Театральная площадь в Москве опоясана толстым канатом на толстых столбах. В центре плац, где устраиваются военные парады по поводу приездов царского семейства. В сумерках толпы зрителей стекаются к Большому, Малому и недавно открытому Новому театру, подкатывают коляски, пролетки, ландо и кареты. На площади тесно. Кучера, споря, разводят спутавшихся лошадей, кричат городовые, устанавливая порядок движения. А публика все прибывает, многие приходят в надежде на лишний билет — когда поет Шаляпин, в колоннаде резво шныряют барышники-перекупщики. На время спектакля площадь затихает, но к полуночи из внезапно распахнувшихся дверей выходят возбужденные зрители. К ним кидаются извозчики, на бегу запрашивают цену, торгуются, уступают. Барские экипажи в очередь заезжают прямо в колоннаду главного подъезда. А среди толпы, как и в старину, бродят сбитенщики; в пояс, как гильзы, заправлены стаканы, к спине привязано нечто вроде самовара, от которого сыпятся искры и гаснут в стремительном воздушном потоке.

— Сбитень! Горячий сбитень! — раздаются хриплые голоса. Кучера и слуги в ожидании хозяев согреваются горячим напитком.

Но вот площадь снова пустеет, и только под козырьком служебного подъезда «поклонники таланта», ежась и притоптывая на морозе, ожидают выхода певца. Наконец появляется мощная фигура Шаляпина, в шубе нараспашку, в шумном окружении друзей. Аплодисменты, возгласы «браво!», восклицания, приветствия. Толпа как бы нехотя расступается, пропуская артиста.

Вроде бы ничего не изменилось в театральной Москве за минувшие десятилетия, «театр уж полон, ложи блещут» — как в пушкинские времена. Но так кажется только на первый взгляд. Город стал шумнее, многолюднее, центральные улицы и площади теснят новые доходные дома, огромные магазины. Вот и на Петровке вплотную к Малому и Большому театрам ломают старое здание: владельцы торговой фирмы «Мюр и Мерилиз» строят здесь современный универмаг. На Кузнецком Мосту заработала городская телефонная станция, по вечерам в центре зажигаются электрические светильники, призывная реклама, приглашают на представления «синематографа» первые «электротеатры». Улицы разрыты — идет прокладка водопровода, канализации, центрального отопления. Из окон высоких доходных домов слышны обрывки граммофонных записей, конки вытесняются трамваями, изредка, пугая лошадей, проезжают автомобили, ходят слухи о пуске в скором времени городской железной дороги — метрополитена: журналы публикуют фантастические иллюстрации — необычный поезд мчится по ажурной эстакаде на фоне Кремлевской стены.