Шаляпин

В начале сентября 1931 года Шаляпин гостит в Клерфонтене у С. В. Рахманинова, а русская артистическая диаспора в парижском зале Гаво отмечает сорокалетие творчества певца А. М. Давыдова, давнего любимца российской публики. «Председательство» поручили Шаляпину, его поддерживают Н. Ф. Балиев, Е. А. Рощина-Инсарова, А. Н. Вертинский. В октябре в том же зале — вечер литератора Дон Аминадо, в феврале 1932 года празднуется пятидесятилетие деятельности К. А. Коровина. Художника приветствуют Медея Фигнер, Александр Глазунов, Надежда Плевицкая, Серж Лифарь, Ольга Спесивцева, Александр Вертинский. Федор Иванович Шаляпин в тот день пел в Ла Скала «Бориса Годунова», сожалел, что встретиться с соотечественниками не привелось.

В марте 1935 года Шаляпин вместе с Рахманиновым, Фокиным, мхатовцами аплодировал А. Н. Вертинскому в нью-йоркском Таун-холле, а спустя год — в Харбине. Федор Иванович ценил редкостную стилистическую законченность его «ариеток», изысканный эстетизм, за внешним изяществом которого пронзительно и трепетно звучала трагическая правда живого чувства. После концерта Вертинский навестил Шаляпина в гостиничном номере. Федор Иванович хрипло кашлял, кутался в шарф. «Всем своим обликом и позой он был похож на умирающего льва, — вспоминал Вертинский. — Острая жалость к нему и боль пронзили мое сердце. Точно чувствуя, что я больше никогда его не увижу, я опустился около его кресла на колени и поцеловал ему руку»…

В Париже у Вертинского своя публика, артистическая среда, он ценит приятельство «земляков» — Шаляпина, Лифаря, Анны Павловой, Карсавиной, Плевицкой… Его безупречная элегантность, аристократизм, изысканная музыкальность, чувство высокой поэзии близки настроению зала. «Чужие города» на слова Раисы Блох звучат в интонациях и пластике Вертинского столь же пронзительно и проникновенно, как стихи А. Ахматовой, И. Анненского, Н. Агнивцева, Г. Иванова.

В начале 1930-х годов у Вертинского появляется неожиданный конкурент — молодой простоватый Петр Лещенко. Часть публики, истосковавшаяся по бодрым плясовым отечественным мотивам, увлечена новым кумиром, Юрий Морфесси ей уже успел порядком надоесть. Вертинский по-приятельски попрекал Морфесси: «„Гони, ямщик!“, „Ямщик, не гони лошадей!“, „Песня ямщика“, „Ну быстрей, летите кони!“, „Гайда, тройка!“, „Эй, ямщик, гони-ка к ‘Яру’!“ Слезай ты, ради Бога, с этих троек… Ведь их уже давно в помине нет! Куда там! Он и слышать не хотел».

На фоне успеха Лещенко и Морфесси подчас и в самом деле начинало казаться, что Вертинский слишком печален, утомленно-изыскан. Но артист не изменяет себе — поэт, композитор, яркая, загадочно-инфернальная натура нестандартно чувствующего человека, ностальгически привязанного к России любовью изгнанника.

Концертные турне расширяют границы общения с миром, но не заменяют общения с родиной. Вертинский триумфально выступает в Чикаго, Сан-Франциско, Калифорнии, Голливуде.

Донесла случайная молваМилые ненужные слова:Летний сад, Фонтанка и Нева.Вы, слова заветные, куда?

«Чужие города» публика принимает восторженно. Слова Раисы Блох, окрашенные трепетной интонацией Вертинского, собственные поэтические признания становились пронзительным откровением:

Мы стучимся в Россию обратноНищие и блудные отцы.

Конечно, удивительно, а может быть, и закономерно, что из культурного оборота послереволюционных десятилетий Вертинский не исчез. Его пластинки, как и диски Шаляпина, Рахманинова, Плевицкой, Вяльцевой, Морфесси, Давыдова, других «изгнанников», сохранялись, передавались из поколения в поколение и, оказывается, трогали душу даже ярых комсомольских поэтов. Ярослав Смеляков написал в 1930-е годы искренние строки:

Гражданин ВертинскийВертится. Спокойно девушки танцуют

Английский фокстрот.Я не понимаю,Что это такое, как это такоеЗа сердце берет.…………………Я хочу смеяться

Над его искусством,Я могу заплакатьНад его тоской.

В Россию Александр Николаевич Вертинский вернулся в 1943 году. Пересекая Россию с Дальнего Востока, артист дает многочисленные концерты. (Спустя почти 40 лет этот маршрут повторит другой эмигрант — А. И. Солженицын, тоже много выступая по мере приближения к Москве.) «Тоска по России» пронизывает творчество Вертинского, но той России, которую он некогда покинул, уже не существовало. Пришлось встраиваться в реальную советскую повседневность, в бюрократическую структуру государственной концертной системы с ее жесткими ограничениями, произвольными идеологическими придирками: из ста песенок к исполнению разрешены только тридцать. Тем не менее концерты Вертинского горячо принимались публикой разных поколений, у него нашлось немало новых поклонников.

Глава 3

ПРОЩАНИЕ С ГОРЬКИМ