Шалопаи

– Вот такие у нас, в комсомоле, кадры, – подивился Девятьяров, предлагая и остальным подивиться вместе с ним. – Без карьеристских поползновений, без корысти… Пролетарская косточка. Лишь бы на родной комбинат вернуться… Ну уж нет! – жёстко отрезал он. – Комбинату сейчас, как никогда, реальная помощь необходима. Не жмурки-пряталки возле кульмана, а на самом ответственном участке! Как там в речёвках? Сплотим ряды коммунистов. Каждый будь готов занять в строю место погибшего!

Девятьяров сделал новое движение шеей в сторону возвышающихся гробов. Павлюченка, сообразившего, к чему всё клонится, будто выстудило изнутри. Блеск в глазах потускнел.

– Именно! – подтвердил Девятьяров. – Комбинату нужен новый секретарь парткома. Из своих выходцев!

Оборотился к министерским представителям:

– Понимаю, чересчур молод. Да и уровень пока не тот. Но сейчас, в период перестройки, как раз и наступает время молодых, незашоренных. В общем, обком комсомола рекомендует, обком партии поддерживает. В ЦК партии кандидатура предварительно согласована. Как, товарищи, нет возражений?

Возражений не последовало, – на морозе полемика кратка и энергична, а аргументы выглядят особенно убедительными. Остальные закивали, потянулись с рукопожатиями.

– Но я думал… Потом кандидатскую диссертацию… – беспомощно залопотал Котька.

Девятьяров деликатно подхватил Котьку под локоток, отвёл в сторонку.

– Вот что, Павлюченок. На комбинате не хватает жёсткой партийной линии, – доверительно объяснился он. – Сам видишь, что в стране делается. А «Химволокно» – это флагман. Тем более что сейчас на комбинат заходит советско-итальянское предприятие. Мы стоим у истоков глобального, европейского масштаба проекта. И выпустить его из рук – не имеем права. Ныне, в судьбоносный момент, нам нужен на ключе свой, надёжный человек. Приходится признать, что Оплетин чересчур заглядывал в рот Земскому.

– А кому придётся заглядывать в рот мне? – сдерзил Котька.

Включился увязавшийся следом Робик.

– Кому скажем! Ты чего, в натуре, берега попутал? Сопоставь: зачуханный конструкторишко, да хоть зав КБ! И второе, считай, лицо на комбинате. Номенклатура ЦК!

– Да не моё это! – выдохнул Павлюченок.

– Поддержку обеспечим, – Девятьяров будто от комариного писка отмахнулся. – Башлыков одновременно возвращается – заместителем директора по капстроительству. Пойдёте в связке. Где нужно, подопрёт. Ну и поддержка областных властей, конечно. Короче, есть мнение, что справишься.

– Долг, считай, спишем, – поддакнул Робик. – Наоборот, как секретарь парткома будешь свою долю иметь. Я тебя чему ещё пацаном учил? Держись Робика, не пропадёшь. Вот и хватай за хвост, пока удача!

Павлюченок вернулся к своим, комбинатовским. Главный механик Виталик Беленов кивнул на автостоянку:

– Чего от тебя начальство хотело?

– Предлагают на комбинат вернуться.

– А мы тебе что талдычим?! – пьяненький Фрайерман кулачком подпихнул Павлюченка в бок. Котьку принялись охлопывать и подталкивать.

– В КБ как раз место зама освободилось. Поговори, пусть посодействуют, – подсказал завгар Запрядаев.

– Да уж назначили, – зло буркнул Котька. – Парторгом. На место Оплетина.

Вроде, ничего не изменилось. Но как будто воздух разрядился, – как-то незаметно пространства стало больше. Подталкивания прекратились. Охлопывания сделались деликатнее, а после перешли в заискивающие поглаживания.

Визитёры у Гранечки. Оська Граневич потихоньку шёл на поправку. Сняли с растяжки ногу, распеленали часть бинтов.

Каждый день до больничной палаты доносили свежие новости. На комбинате происходили серьёзные перемещения. Новым парторгом комбината, к всеобщему удивлению, выбрали Павлюченка. Многие помнили его ещё чертёжником и секретарём комсомола. А потому неожиданный должностной скачок встретили радушно. Боялись чужого, «залётного», а этот всё-таки свой. Первым заместителем директора комбината вместо покойного Земского назначили Горошко. Узнал Оська и о собственном карьерном продвижении – главным инженером – на место Горошко. После этого в палату, наряду с привычными посетителями, потянулся поток сочувствующих, страждущих, ищущих, заискивающих. Их было много. Всякий раз при звуке двери Оська вскидывал глаза. И тотчас отводил. Шли не те. В конце концов, измаявшись от бесполезного ожидания, попросил перекрыть свободный доступ в палату.

В один из дней в палату зашла возбуждённая старшая медсестра с поста.

– Как хотите, Осип Абрамович! Но это уж вовсе безобразие! Сами же просили не пускать. Рвётся! Прям кошка! Объясняю по-человечьи, что нельзя… И как она через пост внизу прорвалась?

– Кто?! – взволновался Оська.

– Да говорю же!.. Рыжая-бесстыжая!

– Впустите же! – Оська спустил забинтованные ноги вниз, покачиваясь, уставился на дверь. Бессмысленно попытался пригладить волосы под бинтом.

Вошла Светка – взъерошенная, не отошедшая от свары.

– Чтоб недолго! – донеслось из коридора.