Шалопаи

– Сгорю, но не отпущу! – ответила ведьма. Ногти её сильнее впились в тело любовника.

Они всё-таки успели кончить, прежде чем пожар разгорелся. Клыш схватил горящую тряпку в охапку и, кашляя и обжигаясь, помчался в ванную.

Когда вернулся, окно было распахнуто. В квартиру вползал мороз. Голая Кармела лежала на спине и хохотала.

– Клышка, ты что-то с чем-то! – объявила она пьяным голосом.

Повернулась набок и заснула. Впрочем, ненадолго. Отоспаться ей в эту ночь было не суждено.

За завтраком Кармела отмалчивалась, понурая. Клыш тревожно приглядывался.

– Ты – моя?! – рубанул он, наконец.

– Зачем спрашиваешь? – Кармела поддёрнула плечиком.

Данька вытащил запасной комплект ключей:

– Владей!

Кармела покорно кивнула. Убрала в сумку.

Вечером, когда вернулся он с работы, то задохнулся от счастья. Кармела уж ждала его в прозрачном белье, подрагивая от нетерпения. На журнальном столике была сервирована закуска.

Потом Кармела ушла в ванную. Данька, счастливо опустошённый, курил на кровати.

Она вернулась, – одетая, скорбная.

– Я ухожу, Данечка, – сказала она.

Данька, сделавшийся мелованным, сел на постели.

– Сам знаешь, я люблю тебя, – сообщила она, как само собой разумеющееся. – Всегда – только тебя. С тобой одним мне хорошо! Это ты знаешь?!

Данька хмуро отмалчивался.

– Если б ты тогда, хотя бы дал знать… Я б стала тебе самой преданной, самой на всю жизнь!.. Но сейчас я не могу его бросить.

Клыш скривился:

– Какие-то завихрения. Любишь меня, не можешь бросить другого. Объяснись для дураков. Может, он бессильный калека, которому некому судно подать?

– Зачем ты так?! – с мольбой вскрикнула Кармела. – Да, калека. Только иначе. Понимаешь, я дала ему надежду. Оживила его! И теперь я для него всё. Вхожу, и у него будто лампочка вспыхивает. А он удивительный талант. Хирург от Бога! Да что хирург? Исследователь! Понимаешь, он мне показывал свои наработки. Одна удивительней другой.

Она заторопилась. Полезла в сумочку, отставила.

– Новая технология замены сердечного клапана! Сейчас на открытом сердце делают. Попросту пилят грудь! А он хочет, чтоб через бедренную артерию вводить тонюсенькую штучку вроде иголочки – с воздушным мешочком. Подгоняют к клапану. Протыкают. Мешок взрывается – и – бац! – клапан выпрямляется.

Она сделалась вдохновенной.

– Конечно, это всё пока на бумаге. Но ведь и космос начали с бумаги!

– Можно без лектория? – процедил Клыш. Она будто в него самого вгоняла иглу. Только не в бедро, а в мозг.

– Не будь злым! – попросила Кармела. – Как ты не поймёшь? Оставить его сейчас – как разрушить. Его просто не станет. Был – и нет. И ничего, что он придумал, не будет. Я, если хочешь, зажгла его. Дала надежду. И, если брошу… Тебе надо, чтоб я день и ночь об этом помнила?

– А меня разрушить не жалко?

Кармела бросилась на колени. Прижалась.

– Ты сильный, Данечка. Ты-то переживешь. Тебе даже легче, чем мне.

– Эва! – Клыш удивился.

– Конечно, легче! – горячо заверила его Кармела. – Ты-то будешь и дальше искать. И когда-то, да найдешь. А я обречена… Ну, хочешь, останусь? Скажи, хочешь?

Она шагнула обнять. Наткнулась на выброшенную шлагбаумом руку.

– Вовсе ничего не скажешь?

– Ключи не забудь кинуть на трюмо, – напомнил Клыш.

На работе по поводу обстоятельств исчезновения пациента из больницы к Клышу не подходили, не вызывали для объяснений. Будто ничего не было. Но и назначение начальником районного следствия не состоялось.

Последнее, впрочем, Клыша нимало не расстроило. Вопрос для него в рамках милиции давно уж стоял не «кем стать», а «для чего быть». И на этот вопрос ответа не находил.

Уголовное дело по ДТП на Эммаусском посту ГАИ по истечении отведённого срока было приостановлено. Вынесено постановление о признании сбежавшего гражданина Кучумова обвиняемым по ст. 211 ч. 3 УК и объявлении в розыск. Однако копия постановления для исполнения в оперативные службы передана не была. Дело, как все схожие у Гутенко, легло под спуд.

После смерти мужа Тамара Земская сильно переменилась.

Почти не бывала на улице, много лежала. В раковине – невиданное дело – стала скапливаться грязная посуда, в пепельнице – окурки. Несколько оживала, когда появлялся воспитанник. С кряхтением поднималась, принималась хлопотать на кухне. Но «Собирайте, хлопцы, коней» больше не спивала. Зато телевизор, прежде включавшийся по вечерам, теперь разговаривал целыми днями. О чём говорил, Тамара не знала, – не слушала. Но звук создавал иллюзию, что в доме она не одна.