Шам

– О, глянь – опять автобус. Цивилизация, млять. – Лаврик, преемник Петренко на должности гранатомётчика, махнул грязной пятернёй в сторону подъезжавшего изделия китайского автопрома. Не то чтоб автобус кого-то на самом деле интересовал, но как повод поточить лясы и увильнуть от работы – почему бы и нет.

– Я вот что-то не пойму. – Тромб разогнулся со страдальческим кряхтением и, скорчив болезненную гримасу, принялся разминать поясницу. – У них тут вообще ИГИЛ188 или что? Автобусы, млять, ходят, дети в школу189 ходят… прям как у нас.

Предыдущий автобус, и правда, выгрузил, помимо остальных пассажиров, с дюжину пацанов лет семи-двенадцати со школьными ранцами. В этом учеников было поменьше, всего трое, большинство вылезших – взрослые мужики с мешками и баулами. Оружия, впрочем, не видно, что радует. Может, с рынка люди приехали.

– А ты вспомни. – Гриша тоже выпрямился и отставил лопату. – Под Акербатом вон даже асфальт недавно клали. У них же тут не просто так, а типа государство было.

– Было, да сплыло. – Зубастик жизнерадостно оскалился, демонстрируя происхождение позывного. – Пипец ихнему «государству»!

Окружающие отозвались одобрительно-неразборчивыми возгласами. В том, что духов в итоге разобьют, никто не сомневался. Какой ценой – другой вопрос.

– Э, борцы с мировым терроризмом! – командир отделения, оторвав кусочек от жарящегося на арматурных прутьях мяса, прожевал его и остался удовлетворён собственным поварским талантом. – Давайте жрать. Потом дороете.

Гул одобрения усилился, народ побросал лопаты и принялся мыть руки из заботливо припасённых полторашек. Завтрак сегодня был ранним, нервов и сил затрачено много, а день уже клонится к вечеру, так что на отсутствие аппетита никто не жаловался.

– Хрнй… уу..авр! – Негромко пробурчал Тромб, обжигаясь горячим, истекающим жиром мясом. – Лчш..уу..бмнли!

– Чего? – не понял Гриша. Он повертел свой кусок на ноже, давая чуть остыть, и уже потом осторожно отгрыз краешек.

– Хреновый, говорю, шашлычник из Мордвина. – калужанин понизил голос ещё больше. – Лучше б мне дали приготовить – жевали бы так, за ушами бы трещало.

Мясо, и правда, особыми вкусовыми достоинствами не блистало. С другой стороны, а что тут можно сделать, без маринада, когда всех специй – дрянной перец из сухпайка? Тромб, правда, с возражениями не согласился:

– Можно нормально, если умеючи. Он его даже покромсал абы как.

Петренко молча пожал плечами, выражая что-то среднее между «мне пофиг» и «тебе виднее». Собеседник от продолжения сеанса ресторанной критики воздержался, так что Гриша, от нечего делать, стал глядеть по сторонам, что там творится (ну, или хотя бы происходит) у соседей.

Ничего особо интересного вокруг не происходило. Кто-то лениво окапывался, кто-то курил кальян (Котлас, ага, он любитель этого дела), большинство же следовало древнему солдатскому принципу «война войной, а обед по распорядку». У остальных взводов, насколько уж Грише было видно с его позиции, происходило примерно тоже самое. Похоже, на сегодня активная движуха закончилась (так толком и не начавшись), что не могло не радовать.

…кать разрывов в боевых порядках. Особое внимание контролю застройки…

От позиции взводного связиста, облюбовавшего угол из двух непонятного назначения заборчиков посреди ничего, продолжал доноситься унылый бубнёж радиостанции. Командование, похоже, малость растерялось от полного отсутствия противника и теперь пыталось скрыть это за потоком распоряжений из серии «расширить и углу́бить». Ну и хрен с ними. В лоб на укрепы не гонят – уже хорошо.

Запах жаренного мяса привлёк местную детвору – чумазые, черноглазые пацанята начали роиться вокруг, делая умильные рожицы и жестами выпрашивая кусочек.

– Чего это они? Голодные что ли? – Лаврик, при всей своей внешности молодого бычка довольно сентиментальный, задумчиво покрутил в руках шматок мяса и, решившись, бросил им в одного из мальцов. – Скотины вокруг полно же.

Арабчонок ловко схватил запущенный в него кусок и мгновенно сожрал, прежде чем несколько корешей подскочили с требованием делиться. Оставшиеся без добычи развернулись к уроженцу партизанских краёв и требовательно, наперебой загалдели, отчего Лаврик слегка растерялся.

– Скотина-то есть, но она ж чья-то вся. – хмыкнул неслышно подошедший от костра Мордвин. – А тут кто чужое возьмёт, тому руку…

Он присвистнул и сделал рубящий жест. Арабчата опасливо покосились на него и чуть отступили, не прекращая, впрочем, клянчить.

– ….! – местная, закутанная в чёрное с головы до пят, подошла поближе и что-то резко сказала детворе. – …, …! …..!

Пацаны недовольно забурчали, но женщина повелительно махнула затянутой в чёрную перчатку рукой и разразилась длинной тирадой, на чём препирания и завершились – дети развернулись и пошли прочь. Арабка же (ну, или кто уж она там) осталась стоять, молча разглядывая пришельцев.

– Ишь, какая! – Лаврик, в котором приступ сентиментальности сменился приливом гормонов, цокнул языком. – Смотри, а ничё так! Я б ей вдул!