Шам

Бодрая матерная тирада заставила всех посмотреть направо. Котлас, не особо заморачиваясь по поводу морально-этнографических дилемм, решил реквизировать одну из пасущихся неподалёку овец на нужды борьбы с мировым терроризмом. С другой стороны поля несколько сирийцев энергично закидывали овец из того же стада в небольшой грузовичок, но, увидев столь неприкрытое покушение на своё (?) имущество, оставили работу и побежали к месту событий, что-то крича и жестикулируя.

– Слышь, пидор гнойный, я тебе щас шары выдавлю и сапогом в тухлую вену затрамбую! – командир третьего отделения начал межкультурный диалог с обрисовки перспектив взаимодействия. – У вас этих овец до хера и больше, не обеднеете.

Вряд ли сирийцы понимали по-русски, но синхронного перевода и не требовалось – интонации и страхообразной морды сержанта оказалось вполне достаточно. Арабы, сменив тональность воплей с возмущённо-требовательной на просяще-жалостливую, остановились и даже немного попятились. Все, кроме одного – молодой, толстый мужик, испуганно блестя глазами-маслинами и не прекращая что-то орать, схватился за утаскиваемую двумя подчинёнными Котласа овцу и потянул её к себе. Командир отделения сделал шаг вперёд, чётко, словно на параде снял с плеча автомат, крутанул его в руках и впечатал приклад жадине в челюсть. Тот рухнул, как подкошенный.

– По сторонам секите, млять! – Мордвин, заметив, что личный состав увлечённо пялится на спектакль, навёл порядок. – Не на курорте!

Предосторожность, впрочем, оказалась излишней – бродящие по окрестностям сирийцы никак не выразили своего возмущения происходящим, вместо этого лишь ещё старательней делая вид, что никаких русских они в упор не видят. Товарищи пострадавшего, изо всех сил демонстрируя свою безобидность, подхватили его под руки и потащили через поле к машине. Голова араба безвольно болталась из стороны в стороны, пятная пожухлую траву обильными красными каплями.

– То-то, млять! – Котлас удовлетворённо сплюнул. – А у вас чего, пост что ли?

Вопрос адресовался Мордвину, задумчиво кивнувшему в ответ и в темпе организовавшему двоих подчинённых на заготовку ещё одной парнокопытной.

Морлок, в поимке будущего ужина не участвующий, вздохнул и, шуганув жестом слишком близко подобравшегося пацанёнка, уселся на рюкзак, привалившись спиной к огрызку бетонного столба.

Арабчонок (ну, или кто уж он там, много тут всяких…) далеко не отбежал, устроившись на куче строительного мусора в десяти метрах и поблёскивая оттуда маслинами любопытных глаз.

Гриша тяжело вздохнул и перехватил автомат поудобнее. Всё это ему не нравилось.

                                            * * *

Толпа заставляла Марата чувствовать себя неуютно – крайние три месяца как-то отучили спокойно воспринимать массу совершенно чужих людей вокруг. Рынок184

 же, вытянувшийся вдоль длинной улицы, жил своей жизнью, словно никакой войны не было вовсе.

– Во! Попробуй, брат – саульская шаурма тут! – Вагит, протолкавшись сквозь рыночный хаос, протянул командиру один из двух увесистых свёртков и немедленно принялся за распаковку другого. Марат, небезосновательно рассудив, что «саульская» применительно к еде на дагестанском сленге наверняка означает что-то хорошее, последовал его примеру.

– Жи есть! – жизнерадостно пробурчал с набитым ртом его новый зам. – Умеют делать, да!

Валеев чуть было не ответил на автомате привычное «жи нет», но вовремя удержался. Это раньше, когда они с пацанами в Пьяном парке выпасали хачиков, а сейчас…

Шаурма, кстати, действительно оказалась очень вкусной. Оставалось надеяться, что Вагит в неё ничего такого не подсыпал. Шутка, ага.

Нового зама представил Эшреф, сразу же после официальной церемонии (короткое построение, крики «Аллаху Акбар!») назначения Марата командиром «русского» джамаата. Рота, правда, сильно похудела после атаки на заводы – от неё осталось подразделение самого Валеева (формально взвод, по факту отделение) и секция огневой поддержки под командованием Батыра. Плюс, вышедшие на следующее утро пешком из окружения Макшарип, Ильяс и Равиль (бывший пулемётчиком во взводе ингуша).

– Бахлава тоже саульская! Присядем, брат, чаю попьём? – жизнерадостный дагестанец показал на спартански обставленную уличную кафешку. За одним из четырёх столиков сидела компания арабов насквозь невоенного вида, что-то оживлённо обсуждавших над громадным блюдом с кус-кусом, остальные места были свободны. Марат, чуть поколебавшись, кивнул:

– Давай, брат.

Пять минут гражданской жизни точно не повредят, а то так можно и кукушкой поехать.

Появление с утра пораньше живого Макшарипа ни Марата, ни Батыра не обрадовало, хотя внешне, разумеется, они этого никак не показали, активно благодаря Аллаха за спасение братьев. Похожий на тролля ингуш умом не блистал, зато на память не жаловался и отличался упёртостью, посему непременно поднял бы вопрос о том, что никакого приказа на самостоятельный отход Султан не давал. Ко всеобщему облегчению, непонятно каким чудом (понятно, вернее – спасибо крепышу Равилю) добравшийся до своих с тремя пулями и парой осколков в теле Макшарип уже к вечеру отправился в Рай.