Шанс, в котором нет правил [черновик]

— А теперь, Олег, повторите мне, что произошло, и как вы действовали. Подробно.

Уже в коридоре, пока они едва не неслись мимо длинной череды дверей, Габриэлян вдруг спросил.

— Олег, почему «Убить пересмешника»?

— Я не мог понять, за что ее постарались «забыть».

Брови референта взлетели вверх.

— Хм… — агнец нынче пошел, однако, — мне всегда казалось естественным, что люди, которые едят пересмешников на обед, находят эту книгу крайне для себя неудобной. — Тут Габриэлян запнулся. — Добрый вечер, — сказал он в ракушку. — Да. Да, ЧП. Да, конечно. Три минуты. Молодой человек, нам чрезвычайно повезло. Направо.

Они прошли через три ряда постов — где никто и не подумал их остановить, огромную приемную — где их тоже не остановили, тяжелая блестящая коричневая дверь распахнулась сама, за ней был большой кабинет, вечернее солнце рвалось сквозь жалюзи (Олег потом думал, что сбило его именно это солнце), — а хозяин кабинета, невысокий седой человек очень приятной наружности — так выглядят мудрые старые дядюшки в фильмах об Англии 18 века — даже встал им навстречу — или он уже стоял? Олег не успел уследить за движением.

— Вадим Арович, ко мне только что обратились из ЦСУ.

— Аркадий Петрович, я как раз по этому делу. Позвольте вам представить Марченко Олега Игоревича.

И тут Олег понял, перед кем они стоят. И страх, не отпускавший его уже четвертые сутки, провалился начисто, просто сгинул из желудка, где до сих пор лежал большим склизким комом — потому что ничего хуже произойти уже не могло. Он не заметил, как оказался в кресле. Он краем уха слышал, как треклятый Габриэлян докладывает, что произошло сегодня днем. Это была вовсе не та «легенда», которую они обсуждали в машине. Он рассказывал правду. Высокому господину, на которого Олег напал. Олег смотрел на седого, очень бледного мужчину за столом — этот человек, нет, господин, казался ему огромным, он заполнял собой мир… и тут до него донеслось слово «провокация». Он очнулся и стал слушать.

— С самого начала было очень похоже, что это операция против меня. Причем операция, задуманная и осуществленная людьми, располагающими ресурсами СБ, но не имеющими к структуре прямого отношения. Почему? — Габриэлян свел губы в ниточку. — Они полагались на документы. Они знали, что я отзываюсь о Васильеве в степенях превосходных. Михаил Петрович действительно один из лучших специалистов и, с моей точки зрения, просто лучший преподаватель в училище. Они читали рапорты Васильева обо мне — тоже вполне положительные. Они знают, что Васильева боготворят его ученики. И они решили, что у них есть удочка. Если бы они сообразили поговорить с кем-то из моих сокурсников или преподавателей, они бы тут же узнали, что Васильев терпеть меня не мог. Психологическая несовместимость. Он никогда не обратился бы ко мне за помощью. Не из принципа — ему бы просто в голову это не пришло. Так что когда он позвонил, у меня включился сигнал тревоги.

Потом, само дело. Олег — замечательный программист. С поправкой на возраст — блистательный. Но взломать систему ЦСУ в одиночку он не мог. — Габриэлян смотрел на Волкова — по улыбке господина советника можно было легко восстановить интенсивность возмущения, идущего от мальчишки. — Васильев, оставляющий компьютер со служебным доступом, под защитой простенького пароля. Васильев, хранящий дома служебную

литературу по системной безопасности, которой он сроду не интересовался. Данные по информационной архитектуре ЦСУ, найденные в файлах училища… Олег попросту не знал, что все сведения такого рода обычно попадают к курсантам с как минимум трехгодичным лагом. Ну, и если бы у меня были какие-то сомнения, то после разговора с Васильевым они рассеялись начисто — он мне разве что открытым текстом не сказал, что нас слушают.

— А мотив? — спросил Волков.

— Шантаж. У Михаила Петровича есть близкий человек. У нее дочка от первого брака. Аля. Ей 17, А-индекс 89. Она неделю назад вытянула номер в лотерею. Олегу сказали, что он может ее спасти. Михаилу Петровичу — что она и Олег умрут, если он не будет делать, что приказано.

Даже человеку напрочь глухому было слышно изумление Олега — «я никому не говорил!» — вперемешку со страхом.

— Шантаж…

— Аркадий Петрович, я не стал бы к вам обращаться с этим вопросом, но это совершенно нетерпимое положение вещей. Васильев — преподаватель, штатский. Он и его близкие — под защитой. Их не должны были трогать. Кроме того, не «поймайся» я на удочку, произошедшее с лотереей стало бы не «незапланированной неуставной ревизией», а «успешной хакерской атакой». Я не знаю, у кого в регионе есть полномочия играть с репутацией ЦСУ, — тут можно было не продолжать, таких полномочий не было и у Волкова.

— Я вас понял, Вадим Арович. Отправьте молодого человека куда-нибудь в спокойное место — ну хотя бы к себе — и возвращайтесь. Нам нужно поговорить. До свидания, Олег Игоревич.

— До свидания, господин советник, — паренек почти не запнулся. Молодец.

Они вышли в приемную, зашли в кабинет референта. Габриэлян, так и не отпуская руки Олега, щелкнул переключателем: