Шанс, в котором нет правил [черновик]

Он взял со стола пластиковый ПЭТ минералки на 0,33 литра, перехватил его за длинное горлышко и подошел к референту.

Тот уже изготовился — как к драке: колени чуть согнуты в косолапой боевой стойке, ладони стиснуты в кулаки, локти прижаты к бокам. Дышал животом, неглубоко и не часто. Волков вспомнил, что в училище, подвергаясь частым взысканиям, Габриэлян работал «бревном» в спортзале. Большинство своих здешних спарринг-партнеров он мог измотать, просто держась в глухой обороне и принимая удары. Отличный мышечный корсет. «Гуттаперчевый мальчик» — прозвал его кто-то.

Первый удар Волков нанес в солнечное сплетение. Ткнул бутылкой, как ударил бы ножом. Только нож при такой силе удара еще и шкаф процарапал бы, пожалуй. Всплеск боли, разошедшийся по этажам, учуяли все старшие в здании — но люди не услышали бы ничего, даже если бы дверь не была звукоизолирована наглухо. Габриэлян привалился боком к шкафу, но сквозь черную массу затопившей его сознание боли пробился, как сквозь асфальт, росток: есть, играем.

И тут Волков почти вышел из себя…

Почти — потому что все-таки устоял в своих намерениях: не убивать, не калечить, не лишать сознания, не повредить лица.

Что-то не получилось. Что-то шло неправильно. Чужая ярость колотилась в него так, что воздух стал в горле колом… Почему он «гонит» на меня злобу? Почему не страх? Что случилось? Не торопись. Дыши. Время есть. Это еще не скоро кончится, будут тебе данные, Жорж Данден. Запястий не чувствую совершенно. Плохо. Ритм. Вот оно что. То слишком быстро, то слишком медленно и сила варьируется… нерационально. Опять. Идиот. Кретин безответственный. Знал же. Мог сообразить… Он же не один. Он же едва держится. Довычислялся, олух? Сейчас он тебя ухайдакает и будет, между прочим, совершенно прав, с такими дураками самодовольными только так и надо…

Волков вдруг резко отступил, с хрустом свернул крышку ПЭТа — пенная струйка ударила из кулака, забрызгав узкое, гладкое лицо вампира. Сведенное какой-то судорогой, оно разглаживалось не сразу. Прижав горлышко пальцем, Аркадий Петрович направил игристую воду в лицо Габриэляна. Тот, уже обвисший было, встрепенулся и сумел поймать немного влаги губами.

Волков достал из кармана универсальную отмычку, ковырнул в замке наручников и анклетов — те раскрылись. Габриэлян соскользнул по дверце шкафа на пол.

— Вы сможете встать, Вадим Арович?

Габриэлян, подумав, ответил:

— Через пять минут.

Волков присел на край стола, сделал несколько глотков минералки.

— Скажите, Вадим Арович, какую задачу вы себе поставили? Это личный вопрос, я не настаиваю на ответе.

Габриэлян поморщился, пытаясь интенсивным растиранием о колени заставить непослушные кисти шевелиться.

— Есть вещи, — проговорил он, — которые лучше проверять с тем, кто не боится сделать тебе по-настоящему больно… и в то же время не собирается портить шкурку. Мне рано или поздно придется столкнуться с полномерной «волной» в полевых условиях… И я должен знать, сколько у меня будет времени, и есть ли оно вообще. И потом — правила можно, нужно нарушать. Но их нельзя нарушать безнаказанно. Цена должна быть высокой — тогда система держится. Извините, Аркадий Петрович, я сейчас не слишком четко выражаю свои мысли…

Наконец в онемевших пальцах возникло покалывание, а еще через полминуты они проявили готовность хоть как-то слушаться. Габриэлян ухватился за ручку и медленно подтянул себя по дверце бронированного шкафа. Волков глянул на часы.

Мокрый референт снял со стула свой пиджак и, не с первого раза попав в рукава, надел. Нашарил на столе упаковку салфеток, выцарапал одну, вытер лицо. Надел очки. Аккуратно, двумя руками, поправил их. Так же, двумя руками, взял планшетку.

— Аркадий Петрович, по Краснодару… — в другой ситуации он вел бы себя осторожнее, краснодарский смотрящий был птенцом Волкова, но данные были действительно хоть сейчас в Ётунхейм.

— Приведите себя в порядок, — сказал Волков. — И я все равно не могу снять Кошелева сейчас. Мне некого туда поставить.

— Есть Камышев, — референт, кажется, уже начисто забыл о происшедшем и был полон решимости свернуть шею тьмукраснодарскому болвану.

— Камышев поедет в Екатеринбург. Впрочем, если вы найдете, кем его заменить… Нет, Вадим Арович, сначала приведите себя в порядок, а я пока подумаю. Да, об этом юном даровании…

Габриэлян внутренне дрогнул, и Волков улыбнулся. Не про себя, напоказ.

— Мне не хотелось бы, чтобы этот… апельсин с часовым механизмом остался без присмотра и без наказания. Но вы сами должны решать, как наказывать своих подчиненных.

— О, нет, — несмотря на театральность, это прозвучало совершенно искренне.

— О, да, Вадим Арович. Взлом ЦСУ — это не та детская шалость, после которой можно пожурить и отпустить. Единственный выход — включить его в систему.

— Вы же знаете, Аркадий Петрович, мы в основном работаем против старших. А это все-таки ребенок. Помимо всего прочего, он сам по себе — фактор риска.